Вольфганг Петерсен 

Режиссер Вольфганг Петерсен рассказывает о своем странном путешествии из постгитлеровской Германии в постмодернистский Голливуд, говорит о съемках своего нового фильма «Идеальный шторм» и объясняет, почему Джордж Клуни через пять лет станет новым Харрисоном Фордом.

-По иронии судьбы вы едва не заполучили Мела Гибсона на главную роль в «Идеальный шторм», а год спустя ваш фильм вышел в один уик-энд с его фильмом «Патриот».

- Да, в этом есть ирония судьбы, как, впрочем, и в том, что оба фильма, выходящие в День независимости, поставлены режиссерами-немцами, рассказывающими типично американские истории. Мел хотел у нас сниматься, и Роланд Эммерих был готов слегка сдвинуть график съемок «Патриота», чтобы Мел успел сначала сняться у нас, но Warner Bros. не захотела платить ему суперзвездный гонорар. Они сочли, что в нашем фильме главной звездой является его концепция.

- Соответствуют ли действительности слухи о том, что «Идеальный шторм» обошелся в 140 миллионов долларов?

- Немного меньше. Но я горжусь тем, что мы сэкономили 3.4 миллиона долларов. «Идеальный шторм» доказал, что «фильм на воде» - это вовсе не обязательно перерасход бюджета, как это случилось на «Водном мире» и на «Титанике». Я и в прошлом был очень аккуратным человеком, а здесь работал с двойной оглядкой. Когда я снимал «Подводную лодку» (Das Boot), нам пришлось провести на воде многие месяцы, у нас было много проблем. На сей раз я предпочел потратить много месяцев на подготовку, чтобы предусмотреть абсолютно все. Может быть, дело в моей немецкой педантичности, но мы полгода готовились к съемкам. Наверное, я выглядел безумцем, но я продумывал все возможные ловушки и подготовил все альтернативные варианты.

- Что заставило вас заняться этим проектом?

- Едва прочитав книгу, я сразу же почувствовал, что это - мое. Я рос в Германии на набережной и всегда был рядом с водой и людьми, работающими на воде. В «Идеальном шторме» меня увлекла драма простых людей, которым нужно решать свои проблемы - где найти деньги, чтобы внести плату за жилье и выплатить гонорар адвокату, занимающемуся разводом. И они решают эти проблемы, уходя в море. Я знал, что если соглашусь снимать этот фильм, то люди предстанут в нем настоящими героями. Не потому, что они восходят на Эверест. Их подвиг иной - они хотят привезти домой рыбу и получить за нее деньги. Вроде бы простая проблема, но какая титаническая битва их ждет!

- Вы взяли Джорджа Клуни на роль капитана, который, стремясь заработать большие деньги, принимает катастрофическое решение. Такой персонаж, наверное, очень легко было изобразить злодеем, не так ли?

- Согласен. Мы решили эту проблему в сценарии: заставили его принимать решения вместе со всем экипажем. На капитане лежит огромная ответственность, и зритель это понимает. Ему пришлось избороздить океан, чтобы найти рыбу. Он ее находит и набивает трюмы. Полные трюмы золота. Классическая ситуация греческой трагедии. Почти как «Старик и море». Все очень просто. Что происходит? Машина по производству льда перестает работать, и у них едва хватает льда, чтобы сохранить рыбу, идя домой на всех парах. И вдруг - плохая погода. Капитан идет к своим парням и говорит: «У нас два варианта. Ждем в безопасности и теряем рыбу - четверть миллиона долларов коту под хвост. Или пробиваемся домой». И при таком раскладе плохим парнем в сюжете становится погода.

- Вы снимали «На линии огня» с Клинтом Иствудом и «Самолет президента» с Харрисоном Фордом - то есть работали с двумя самыми прославленными крутыми парнями Голливуда. Как вам кажется, сможет ли Джордж Клуни стать звездой такой же величины, как Форд и Иствуд?

- Несомненно. Иствуд и Форд работают в Голливуде долгие десятилетия. Когда они входят в комнату, невозможно смотреть на кого-либо еще. С Джорджем пока иная картина. В данный момент он старается быть обычным парнем - никогда не пытается выделиться, не требует особых привилегий. Он понимает, что пока еще молод. Но станет ли он таким, как они? Возможно, ему для этого потребуется 5-10 лет. Вы почувствуете это, когда будете смотреть финальные сцены фильма. С бородой он выглядит на 10 лет старше. Я не мог глаз от него отвести - чем старше Джордж выглядит, тем красивее он становится. Думаю, к 45 годам он достигнет расцвета. Возможно, это начнется сейчас, с нашего фильма.

- Клуни и Уолберг только что снялись вместе в «Трех королях». Хотя ваш проект был очень сложным в постановочном отношении, поговаривали, что им было легче, чем в «Королях».

- Да, на том фильме было много трудностей - и у Джорджа, и у режиссера. А здесь Джордж и Марк показали себя настоящими крутыми парнями. На них выливали тонны воды - а им хоть бы хны. Жаль, что вы этого не видели. Я боялся, что их смоет с палубы. И так - каждый день, с утра до вечера. И они проделывали это снова и снова.

- Почему вы выбрали Дайан Лэйн на главную женскую роль?

- Я познакомился с ней 13 лет назад, когда ей было 22 года. Сейчас ей 35, и за эти годы с ней много чего произошло. Когда она пришла пробоваться на роль, я подумал: «Она легко могла бы оказаться на месте этой женщины». В ней чувствовалась несгибаемость. Под ее ослепительной внешностью прячется сила и уязвимость человека, которому много раз причиняли боль. Я пробовал многих актрис, но Дайан все время оставалась на верхней строчке моего списка.

- За «Подводную лодку», вы получили номинацию на «Оскар», после этой ленты вас назвали ведущим европейским режиссером. Но сегодня ваши фильмы прежде всего поражают техникой и технологиями. Вас это не беспокоит?

- С психологической точки зрения это тяжело. После «Подводной лодки» мне трудно было найти работу в Голливуде. Тебе говорят: «Приезжай, работай!» Ты приезжаешь, тебе предлагают сценарий, ты читаешь и спрашиваешь: «А что это такое?» Но мне всегда нравились голливудские фильмы. Я вырос на голливудском кино и хотел стать его частью. Я не хотел возвращаться домой, словно я потерпел неудачу. К счастью, мне подвернулся фильм «На линии огня».

- Ваши работы кажутся типичными голливудскими лентами. Вы считаете себя европейским режиссером, работающим в Голливуде, или голливудским режиссером?

- Мне кажется, что я все-таки смотрю на вещи немного иначе, чем американцы. Некоторых вещей они просто не замечают - вернее, принимают их как должное. «Самолет президента» откровенно воспевал США, потому что в детстве я преклонялся перед Америкой. Я помню, как американские корабли приходили в порт из тумана и моряки давали детишкам всякую вкуснятину - бананы, апельсины, мясные консервы. Это казалось даром небес. Моряки улыбались, их корабли были красивы. Они были американцами, хорошими парнями, и я никогда этого не забуду. Позже я начал смотреть фильмы Говарда Хоукса и Джона Форда, фильмы с участием Джона Уэйна. Я влюбился в их мир, потому что окружающая меня действительность была бедной и грязной, а их мир был красивым и чистым. В 60-е годы все изменилось - из-за вьетнамской войны возникли антиамериканские настроения. Но к этому времени в моей душе сформировался прочный проамериканский фундамент. Я хотел делать фильмы в Голливуде. Но с другой стороны, я все-таки чувствую себя европейским режиссером, который привез в США свой европейский багаж, европейское видение многих проблем.

- Как относятся немцы к вашему успеху в США?

- В Германии к нему очень странное отношение - как, впрочем, и во Франции. Критики и интеллектуалы ненавидят Голливуд, который завоевал мир фальшивой роскошью и душит национальную кинопромышленность. А я как раз и делаю большие коммерческие фильмы. Но мне кажется, сегодня немцы сердятся на меня не так сильно, как во время премьеры «Подводной лодки».

- Почему же они ополчились на «Подводную лодку»? Ведь этот фильм впервые показывал немецких солдат нормальными людьми после того, как в течение многих лет их изображали плоскими злодеями.

- Это типично немецкий подход. Я хотел снять фильм без политики - просто показать, как война разрушает людей, какое это безумие - воевать. Во всем мире фильм восприняли как антивоенное заявление. Но немцы сочли, что нас нельзя показывать нормальными людьми. На войне мы плохие парни - mea culpa, mea culpa. Немцы - радикалы. Сначала мы стремились завоевать весь мир и провозглашали себя высшей расой. Когда у нас ничего не вышло, мы начали проповедовать прямо противоположное. Быть немцем - трудное дело.

- Вам трудно было смотреть американские фильмы, в которых немцы всегда были злодеями?

- Конечно. В школе мы изучали историю Германии до 1920 года. Нам никогда не говорили о Гитлере. Мы знали, что не так давно в нашей стране происходило что-то ужасное, но никто не хотел об этом говорить.

- В Голливуде много евреев. Наверное, режиссеру, поставившему «Подводную лодку», пришлось столкнуться здесь с враждебностью и неприятием?

- Я очень хорошо помню первый показ «Подводной лодки» в Голливуде в 1982 году. Фильм начинается с титра: «Из 40 тысяч немецких солдат, служивших на подводных лодках, 30 тысяч не вернулись домой». И зал громко зааплодировал. Все мы были в шоке, решили, что нас ждет оглушительный провал. Но когда фильм закончился, нам устроили овацию. Я не верил своим глазам. Я никогда не забуду этого момента. Это одна из причин, по которой я сейчас здесь. Я был так тронут - особенно после тех ужасных рецензий, которые мы получили в Германии.

- Ваш первый голливудский фильм «Враг мой» (Enemy Mine) отличался от традиционной фантастики необычной завязкой, которую трудно «проглотить», и не имел успеха в прокате.

- Я заменил другого режиссера. Мне не очень хотелось делать этот фильм, но люди с Fox умоляли их выручить, и я подумал: какого черта, это мой шанс снять голливудское кино.

- Вы довольны своим вторым голливудским фильмом «Вдребезги» (Shattered)?

- Мне кажется, что фильм получился неплохим - но не более того. Наверное, я мог бы лучше справиться и со сценарием, и с актерами.

- Вы хотели заполучить Николь Кидман на роль, которую в конце концов исполнила Грета Скакки...

- Мы почти договорились с Николь - но она неожиданно познакомилась с Томом Крузом и решила сниматься с ним в картине «Дни грома». Я уговаривал ее: «Не надо сниматься в этом фильме, сыграй лучше у меня!» Я не знал, что у нее есть дополнительная причина сниматься в «Днях грома». Но поскольку они с Крузом женаты до сих пор, я считаю, что все получилось к лучшему.

- «На линии огня» - ваш первый суперфильм в Голливуде. Как вы получили эту работу?

- В тот момент я понимал, что мне нужно либо поставить удачную картину, либо возвращаться домой. Агент прислал мне сценарий, в котором уже согласился сниматься Клинт Иствуд. Оказалось, что он большой поклонник «Подводной лодки». Он хотел работать с европейским режиссером, ему нравились Люк Бессон и я. Мы встретились, поговорили, и через час я сказал: «О’кей, я буду снимать этот фильм». А потом Клинт показал мне «Непрощенного», который еще не вышел на экраны. Я пришел домой и сказал жене: «Сегодня я получил работу и посмотрел фильм, который получит в нынешнем году «Оскар».

- У вас есть проект-мечта?

- Да. История сэра Эрнеста Шеклтона, знаменитого исследователя, который в начале ХХ века несколько раз совершал путешествия в Антарктиду и пытался уже после Роберта Ф. Скотта добраться до Южного полюса. Шеклтон был аутсайдером, который считал, что должен восстановить славу Британии и собственное реноме. Он был из породы людей, которые гораздо значительнее самой их жизни. Я много раз разговаривал с Мелом Гибсоном об этой роли. Вначале Шеклтон был эгоистом, но постепенно он превратился в бескорыстного человека. В его экспедиции все должны были погибнуть, но никто не погиб. Это одна из величайших героических историй ХХ века.