Что кинокритики смотрят фильмы раньше обычных зрителей на специальных пресс-показах – это всем известно: иначе как бы они (мы) писали рецензии, рекомендации, отвязные ругательства, панегирики и т.п. А вот что такое зрительный зал, состоящий целиком из кинокритиков, вы вряд ли представляете: это самый трудный зал, с неподатливой, недоверчивой, прямо-таки неподъемной аудиторией. И вот именно такой зал недавно смеялся на все лады: зрители хихикали, улыбались, фыркали, гоготали, громко, много, едко, умильно, наивно, язвительно, восхищенно, шепотом (чтобы не пропустить поворот сюжета, трюк или следующую реплику). И я смеялась (или просто сидела с постоянной до неприличия улыбкой удовольствия на лице) в зале «Стрелы», где эти очень специфические зрители смотрели «Крупную рыбу» Тима Бёртона. Комедию? Но не только. Мелодраму? Иногда даже слишком. Притчу? Честно говоря, и без нее не обошлось.

Эдвард Блум всю жизнь рассказывал о своих приключениях невероятные, увлекательные, смешные истории. О крупной рыбе, которую он поймал на золотое обручальное кольцо, о том, как увидел свою смерть в правом глазу ведьмы из дома на болоте, о том, как спас родной город от обжоры-великана, о том, как выкрал сверхсекретный план в китайском штабе во время войны, о городе Мираж, о поэте-брокере, о двух певицах - сиамских близнецах… Но все эти истории жутко надоели его сыну, который разозлившись даже не разговаривал с отцом целых три года, а перед его смертью и рождением собственного сына решил хотя бы разобраться, что же из всего этого было правдой. В своем небольшом расследовании он успел почувствовать себя детективом, но не это оказалось важным.

Эдвард Блум – это барон Мюнхгаузен из штата Алабама, находчивый и упрямый, весело рассказывающий о своих подвигах и переделках. И если Мюнхгаузен из фильма Горина-Захарова говорит, что он «славен не тем, что летал или не летал на Луну, а тем, что не врет!» То про Блума можно сказать: Эдвард Блум замечателен не тем, что поймал или не поймал крупную рыбу, и не тем, что не врет, а тем, что замечательно рассказывает!

Блум (и Бёртон) рассказывает (и показывает) истории (начиная с титров) так, что чувствуешь себя ребенком, первый раз услышавшим, как можно достать самого себя из болота за косичку: увлекательно, невероятно и правдоподобно (двух часов в кинозале не замечаешь). Старый Блум (Альберт Финни) оказывается самозабвенным и трогательным рассказчиком, а молодой Блум (Юэн МакГрегор) – отличным комиком в духе Чарли Чаплина, безрассудным романтиком вроде Фанфана-Тюльпана или бескорыстным чудаком, смахивающим на Форреста Гампа. Вместе с МакГрегором (а может даже больше него) в фильме чудят и удивляют Стив Бушеми (поэт-брокер), Хелена Бонэм-Картер (ведьма), Денни де Вито (директор цирка и оборотень в одном лице). Команда (от сценариста и режиссера до компьютерных графиков) постаралась придумать такие же невероятные, как истории, визуальные трюки для их воплощения: и пусть теперь доказывают, что в Алабаме нет гигантских сомов и прыгающих пауков, прекрасного города Мираж, жители которого ходят босиком, потому что не собираются из него уходить, а де Вито не оборотень – лично я не поверю!

Режиссер оживил истории Блума и убедил нас, как тот своего прагматичного сына (смотрите фильм, подробностей не выдам), в главном: удовольствие от хорошо рассказанной истории (хорошо снятого фильма) важнее каких-то там истин и правд. И хотя финал истории получился слишком слащавым (еле удерживаемое равновесие мелодрамы и пародии на нее все-таки рухнуло), но я напомню, что Бёртон замечателен не финалами: в них он всегда рассиропливался – и в «Эдварде руки-ножницы», и в «Эд Вуде», и даже в «Марс атакует!». Бёртон замечателен историями, снятыми смело, свободно и невероятно фантазийно. И захватывающая, буйно-фантазийная «Крупная рыба» - это фильм именно такого Бёртона.

А если я чего и приврала, то совсем немного и исключительно для удовольствия от рассказа (в духе этого самого Бёртона).

Сначала о точном переводе названия. Это важно, потому что позволяет по-особому оценить содержание одного из самых необычных фильмов последнего времени. “Большая рыба” – это буквальный перевод выражения “big fish”, у которого есть и двойной смысл, если мы упомянем, что у рыбаков это словосочетание означает “большую выдумку”, “фантазии” – от знаменитого “А я вчера во-о-о-о-от такую рыбу поймал!”

Рыбаки к сюжету фильма имеют косвенное отношение, а вот рыбы – самое прямое. Прочитал в одном из обзоров фильма, что странную тягу режиссера к рыбам стоит искать в философских аллегориях и историческом символизме, в котором рыба испокон веков обозначала… христианство! Другие обратили внимание, что в фильме практически повсеместно присутствует цифра “три” – три года болеет главный герой, три года он служит в армии, путешествует с цирком. Обратили внимание и связали это с мистическо-сказочным значением цифры – три желания, три дороги на распутье, три брата…

Подобных “крючков” для зрителей “Большой рыбы” разбросано по телу фильма великое множество, и на каждый из них ваша наблюдательная фантазия обязательно да напорется. Причудливые фантазии могут показаться чрезмерными и подозрительными – уж не с секретными ли тестами военных на психологическую состоятельность зрителей имеем мы дело. Но все встанет на свои места, если назвать режиссера и перечислить фильмы, которыми он прославился на весь мир.

Тим Бертон – едва ли не самый необычный голливудский мэтр. Своими фильмами он утверждает на большом экране особую реальность, в которой нет ничего от реальности повседневной. Иная жизнь, иные герои, иной мир. Начиная с принесшей ему первую известность мистической комедии “Жучиный сок” и с последовавших затем “Бэтмана”, “Эдварда Руки-Ножницы”, “Марс атакует!”, “Эда Вуда”, “Сонной лощины”.

“Да он сумасшедший!” - Воскликнет бывалый зритель и… наверное, окажется прав! Более странного режиссера на голливудских холмах еще не было. Человек с необычной харизмой, непререкаемый авторитет и безоговорочный пророк в том, что мы называем “определение главного удара”. Его провидческие позывы воплощались в яркие творческие прорывы, когда каждый новый фильм подавал сигнал последователям его творчества на смелость и дерзания и служил основой для жанровой специализации. Специализация Тима Бертона – удивлять и изумлять. Ему доставляет несказанное удовольствие вызывать у вас на лице выражение неподдельного изумления, а потом “оставлять вас с носом”, всегда предлагая свой, особый угол зрения на происходящее.

“Большая рыба” – это не только режиссер. Но еще и мало кому известная книга очень молодого драматурга Даниела Уолласа. Книга, имеющая подзаголовок “Роман о точных пропорциях мистики”. Поневоле вспомнишь Коэльо и подумаешь о том, что у талантливых писателей мысли сходятся! Тим Бертон нашел книгу, полюбил ее героев, а потом просто переделал все на свой манер, обманув ожидания и самого автора. В качестве компенсации за легкое разочарование он предложил Уолласу сыграть в фильме небольшую роль проофессора Экона. Тот согласился, еще не понимая, что Бертон его просто – напросто “купил”, выторговав за несколько минут экранной славы carte-blanche на свободное измывательство над романом-оригиналом. В итоге, как это всегда бывает с Бартоном, книга проиграла, фильм выиграл!

Слывущий среди горожан чудаком престарелый Эд Блум вот уже три года, как прикован к постели смертельным недугом. Болезнь подтачивает его силы, выматывает тело и лишает силы воли. Несчастная и уже смирившаяся с грядущим печальным исходом жена Сандра пытается сделать все, чтобы скрасить последние дни больного. Так в доме появляется взрослый сын Уилл, который давно не видел отца и до сих пор не может простить его за странности и причуды, которые сына никогда не привлекали и приносили ему только дискомфорт. Оказавшись с глазу на глаз, сын и отец вынуждены искать дорожки к сердцу друг-другу, ведь они любят по-прежнему и их чувства за все эти годы никогда не гасли. Эд Блум делает это так, как он привык делать все предыдущие годы – рассказывает невероятные истории, в которых он принимал самое непосредственное участие. Сын Уилл слушает так, как никогда не слушал, и постепенно полувнятые очертания особого, волшебного мира, в котором его отец, тогда еще юный Эд создавал свою собственную жизнь и утверждался как личность и человек, обретают плоть перед его глазами. И хотя сын знает, что все эти истории, скорее всего, лишь выдумка его отца - “американского барона Мюнхгаузена”, и хотя он всю свою взрослую жизнь считал отца слабохарактерным и трусоватым, убегающим от реальности в придуманный им мир, и даже слегка презирал того, Уилл Блум не хочет и не может отказать отцу в его последнем праве нафантазироваться в волю, перенести себя, больного и дряхлого, во времена, когда он был молодым, сильным и смелым.

Во всех этих историях самое фантастическое – не удивительные декорации, спецэффекты, герои и поступки, в которых так много сказочной серьезной наивности. В рассказах Эда самое удивительное – открытие, что, оказывается, и в Америке, стране, которую мы уже давно считали предсказуемо-просчитанной, неинтересной и однообразно-сытой, живут НЕОБЫЧНЫЕ ГЕРОИ. Люди, способные на странности, на удивительно неординарные поступки, не разучившиеся верить в чудеса и удивляться. Возможно, в этом и заключается главный спецэффект фильма “Большая рыба” – ты смотришь и не веришь, что речь идет о провинциальных людях, которые перемещаются по безграничной американщине из одного маленького местечка в другое и которые никогда не бывали в Нью-Йорке или Лос-Анджелесе. Кроме того, выясняется, что иные тихие городки куда удивительнее гиганта-Диснейленда, а их окрестности полны сказочных и невероятных персонажей. Понимаю, что европейские режиссеры могут приревновать Тима Бертона к своей теме – “исключительно сказочной Европе”, но сказочная Америка выглядит ничуть не хуже! Русалки и ведьмы, цирковые карлики и оживающие деревья… Европа, у тебя украли твой “ноу-хау”! Ату его, Бертона, ату…

А еще Тим Бертон порадовал своими интригующими cameo, то есть приглашением на небольшие специальные роли известных актеров. Попаданием в десятку можно считать приглашение драматично-комического Дэнни де Витто на роль Амоса Кэллоуэя, хозяина передвижного цирка. Запомнился холодноглазый – еще один намек на “рыбную” составляющую фильма – Стив Бушеми в роли знаменитого столичного поэта Нортера Уислоу, имеющего самое непосредственное отношение к глухому штату Алабама. А уж всегда похожая не то на наркоманку, не то на нимфоманку актриса Хелена Бонэм-Картер в образе одноглазой ведьмы, в стеклянном глазу которой можно видеть свое будущее, - выше всяких слов!

После масштабного и идейно невнятного римейка 2001 года на классику hi-fi action “Планету обезьян” в чем только Тима Бертона не обвиняли! Фанаты, еще вчера превозносившие Бертона до небес, обвинили его в продаже своих творческих идеалов “золотому тельцу” – студийному Голливуду, в отступлении от самим когда-то установленных правил художественного хулиганства и беспредела. “Ты стал предсказуемым!” – Звучали самые резкие упреки. Тиму Бертону, как становится известно теперь, обвинения фанатов доставили боль, он был разочарован и разъярен одновременно. Мир, казавшийся ему бесконечным мельканием красивых граней многоцветного калейдоскопа, вдруг обрел лишь одну плоскость – жесткого “наждака” зрительских претензий. Два года он готовил ответ, в котором не только заявит о своем триумфальном возвращении на любимое им поле “сказок для взрослых”, но и воплотит свои новые творческие амбиции. “Большая рыба” – это и извинение режиссера тем, чьи ожидания он обманул пару лет назад. Признание мэтра в любви к тем, кто заставил его своими упреками спуститься с голливудских высот и вновь вспомнить о том времени, когда он рисовал причудливые комиксы для своих одноклассников, а те ему за это давали списать.

У фильма “Большая рыба” будут и фанаты, и противники. Каждый из них найдет в ленте свою эмоциональную отдушину. Не зря же я обнаружил в Интернете горячую дискуссию первых со вторыми на тему “Сказочник-отец и его несчастный сын”. А действительно, нужно ли было умирающему Эду Блуму тратить самые драгоценные минуты своей жизни на рассказы о мире, в котором фантазии тесно переплелись с правдой, вместо того, чтобы просто посмотреть в глаза искренне переживающему его болезнь сыну? Может, истории Эда не стоят и одного рукопожатия, в котором так нуждался его сын Уилл? Эти вопросы множатся, приобретают вес и давят к земле, словно бы комья земли на могильном холме Эда Блума падают тебе на грудь.

Тим Бертон опять все сделал по-своему. Он не стал спрямлять углы и идти общей дорогой, он привычно свернул с большого шоссе на одному ему приметную тропинку и пропал в сгущающемся в низинах вдоль дороги тумане. Вновь оставив нас в восхищенном недоумении.

Люди не любят сухие факты. Их больше устраивает, когда факты сбрызнуты соусом подробностей, особенно если те - пикантные. Иную же историю можно залить таким потоком, что становится трудноуловимой ее суть, сиречь то, из чего она исходит - из обычного «Однажды я поймал во-о-от такую рыбу». Можно рассказать, как вытащил себя за волосы из болота, и факт сей никак не может быть подан сухим.

Люди не любят несусветных фантазеров. Они придумали для них определение, рифмующееся с рядом игровых видов спорта, они говорят порой, что фантазеры эти - не от мира сего. Вот и Уильям Блум своего отца за это недолюбливал: отцы - они же обычно такие строгие, такие ответственные. А что делать, есть отец - больший ребенок, чем он сам? Отчаявшись перевоспитать «старого дурака», не соответствовавшего никаким стереотипам, сын на три года вычеркнул его из своей жизни.

Форрест Гамп говорил людям чистую правду, причудливым оказывалось лишь ее восприятие обычными людьми. Уильям Блум олицетворяет обычное восприятие причудливых историй: на первый раз - любопытствующее, на второй - снисходительное, на третий и последующие - раздраженное. Эдвард Блум всю жизнь делал причудливыми обычные истории, украшал разноцветными мульками-брюльками самую серую рутину. Не всем окружающим, надо полагать, это его свойство приходилось по душе, но и тех, кто любил и уважал его, набралось за прожитую в этой стихии жизнь немало. Каким образом он при всем при этом умудрялся прилично зарабатывать - вопрос, конечно, интересный, но не для этого раза.

Можно только догадываться, что же именно в его россказнях было вымыслом, что - правдой. В конце концов, преувеличивать склонны все - каждый когда-то был лучшим бейсболистом и лучшим футболистом - но не всем дано делать это так изящно. А правда - она и в самом деле присутствовала: в концовке фильма зритель узнает, что и гигант-акромегал действительно существовал, хотя и был поменьше, чем в рассказах Эдварда, и счастливый городок, и двойняшки-кореянки, и поэт-финансист, и прочие герои. Предваряет же концовку рассказ уже не самого Эдварда Блума, а той, что долго и безответно его любила. Рассказ этот - чистая правда, но сколько в ней от фантазии Эда! Тут уж поневоле находишь удачным и даже логичным вариант с превращением некогда маленькой девочки Дженни в ведьму со стеклянным глазом, живущую на болоте. А как иначе, если к тому моменту бесповоротно очарован происходящим на экране?

И слава богу, что фильм снял не Спилберг с Николсоном в главной роли. Джокер Николсон, как-никак, присвоил себе большую часть шарма «Бэтмэна», и было бы даже обидно вместо харизмы нового героя Эдварда Блума в очередной раз открыть для себя харизму суперзвездного Джека Николсона. Тот-то, конечно, справился бы с этой ролью, и Спилберг справился бы с режиссурой, и фильм не стал бы от этого хуже. Он стал бы только менее удивительным. Чем именно Тим Бертон больше подходит фильму, так это тем, что у него, как и у Эдварда Блума, бесполезно просить сдержанности. Отрыв - так на полную катушку!

«Но Тим Бертон, к сожалению, допускает ряд более значимых стилевых просчётов, особенно в «современных эпизодах», относящихся к самому концу жизни Блума, когда он уже должен умереть и всё никак не хочет признаться сыну, в чём откровенно привирал, а в чём был абсолютно правдив» - эти строки известного критика только подтверждают правдоподобие фильма. Уилл, завзятый прагматик, также до последнего ждал от умирающего отца этих самых «откровенно» и «абсолютно», но в итоге проникся-таки очарованием его фантазии. Да и нелепо было бы требовать от отца на смертном одре отречься от прожитой жизни, которая так была ему в радость. Если неистощимое воображение Эдварда Блума и было его слабостью, то это слабость, превращенная им в достоинство. Не всем дано так любить жизнь, так наслаждаться ею.