«Здравствуй, батя» – такими были первые слова Павлика, сказанные им отцу. Павлик воевал и на войне лишился глаза. Мать Павлика долго болела и умерла, и теперь у него никого не осталось – кроме родни, которая определенно не в восторге от его появления. «Батю» зовут Юликом, он – физик, прирабатывает на ниве журналистики. Юлика попиливает жена Лена, агент по продаже квартир. Мать Юлика зовут Элеонорой, «можно Элен», она пребывает в дачной ссылке, вороны ей «весь двор обосрали». Юлик избегает контакта с ней.

Окажись Павлик тихим олигофреном или хотя бы типичным прибывающим покорять Москву провинциалом – история была бы достойна статейки в плохом журнале. Такого Павлика легко было было бы убрать с глаз долой, завуалировать, облапошить, в крайнем случае перевоспитать с удобством для себя. Но Павлик, вырванный с войны, не настроен что-либо перенимать и с кем-то о чем-то договариваться. С тяжелым ранением, опытом убийств, ожиданием погибшего друга он – камень, брошенный в омут размеренной мещанской жизни. Его прибытие – вторжение. Его непременное желание заиметь бриллиантовый глаз («девушкам нравится») антибюджетно, его поиски «духов» на чердаке дискомфортны. Буржуа поклоняются бюджету, чтут комфорт и стремятся избегать жизненных неудобств. Павлик – крайне неудобное неудобство.

Вяло для проформы побрыкавшимся буржуа ничего не остается, кроме как пойти на подвиг. Однако игра в гуманизм и благородство очень скоро зашла в тупик. Юлик, способный разъяснить столичной публике, что Бойль-Мариотт – два человека, а не один, не в состоянии разъяснить Павлику, что в цивилизованном обществе, в котором он, Юлик, желает жить, не принято бить человека металлическим предметом по голове, даже если человек этот – законченный хам. В конце концов Павлик ссорит отца с его старыми друзьями. Попав на чужую вечеринку, он легко, не прикладывая к этому никаких усилий, взламывает привычную неискренность чужого круга. Если сначала ему говорили «Молодец!», «Мы просто гордимся вами» и по-приятельски жали руку, то после вдохновенного рассказа о десятках «духов», которых он задавил БТРом, аудитория нашла в нем «законченного фашиста». Общественное мнение формируется подачей.

А какие тогда люди сами его родственники, родства не помнящие и не желающие? Малодушные, высокомерные, а подчас и подлые? Одно дело – отворачиваться и проходить мимо или же культурно самоутверждаться на фоне Павлика, который «кое-что слышал» про Мэри Шелли и, должно быть, «кое-где видел» допотопного, для синефилов, «Франкенштейна». Другое – пытаться от него избавиться, как-нибудь, без особой разборчивости в выборе средств: порскнуть на мутанта дружков (слово больше подходящее для плохих журналов, однако «пацаны» тут еще неуместнее), отвезти, как нашкодившую собаку, к черту на кулички и оставить на размытой проселочной дороге. Кто-то скажет: спрос с Юлика чересчур строг. Но, видимо, если существует кто-то, кому нравятся идиотские стишки двадцатилетней давности (что-то там «Олечка – вот столечко – станцую полечку»), следовательно, существует и соразмерная ответственность за них.

Была такая американская комедия «Копия в негативе», в которой черный сын Дензел Вашингтон своим неожиданным появлением солил белому отцу Джорджу Сигалу. В нынешней России пока еще не до подобной сатиры. И пока еще есть к чему стремиться и в плане отлаживания кинопроизводства. К сожалению, фильм Валерия Тодоровского не избежал характерных для нового российского кино болячек. К сожалению – потому что фильм мог получиться исключительным. За мастерство Ярмольника и Яковлевой можно не беспокоиться – обеспокоенность вызывают попытки выжать большее из детей-актеров. В бане Павлик огрел шайкой по голове хама как-то не по-голливудски – очевидно, шайка папалась не бутафорская, голова тоже. Но это мелочи.

Главный плюс и главный минус фильма – в сценарии. Насколько восхитительно в нем проработаны эпизоды – чего стоят хотя бы начальные кадры (конец семейного ужина, насколько секунд гнетущего молчания, реплики-уколы), настолько же спорна в нем стержневая идея. Реализация не очень удачно соответствовала замыслу. Дело в том, что такой Павлик – попросту нездоров психически и опасен для общества. Его поведение допустимо, но нехарактерно. Можно сказать, в этой простоте чуть больше постмодернизма, чем бывает в жизни. А непопадание в жизнь губительно для аллегорий. Тема проваливается в частности. Потому и финал фильма – не приговор.

В итоге фильм тоже, как Франкенштейн, «таким получился». Если бы контрасты не были искусственно усугублены, не было бы захвата, не было бы стрельбы, да и удавленного бомжа на чердаке не было бы – можно было бы задавать вопросы, кто виноват, что делать. А тут – больше природа (как бы ни старались авторы взвалить вину на общество) виновата и бежать от такого, открещиваться, чем придется. Это все при том, что проблема очерчена вполне конкретно: Павлики-Данилы представляют явную угрозу для общества сытости, к которому страна стремится. Мотивы избиения «черножопых» продавцов арбузов слабо увязываются с уровнем благосостояния. А менты вступят в дело только при переходе устраиваемого Павликами-Данилами террора в стадию непосредственной угрозы всему обществу.

Понятно, что взаимоотношения жителей одной страны необходимо упорядочивать. Однако стремление найти какую-нибудь простую формулу жизни в условиях первобытного партстроительства – необходимость демагогического характера. Сразу не полегчает, а если и полегчает, то ненадолго. Год назад российский либерализм получил серьезный урок – и прошедший год показал, что урок не пошел впрок. Отцам-либералам попросту претит объективный критический анализ своей же идеи. Их правота в сути сводится на нет неприятием реальности и непониманием того, что вакханалия либеральности влечет еще более серьезные издержки. Того, что неэффективно перетягивать людей на свою сторону, обвиняя их – а виноваты они в том, что «не цивилизованны», «не европейцы». Того, что цивилизованность (или, если угодно, европейскость) достигается не майданным горлопанством. И того, что должное эволюционировать общество право на размеренную мещанскую жизнь еще не выработало.

В фильме есть стоящая подсказка. Это небольшая, но заметная роль Сергея Гармаша. И пусть тельняшка под рубашкой с галстуком для изысканной столичной публики наверняка даже больший моветон, чем белые носки к костюму. Тут не стоит вопрос изысканности. Суть в том, что Павлику и его родне необходим посредник, обществу – некая переходная стадия. В отношениях со сводными братьями Франкенштейнами не может быть экспресс-методик.

Я, вообще-то, житель Украины. Мне трудно судить, насколько глубоко поражена Россия чеченскими язвами. Судя по фильму Тодоровского – крайне обширно. Не буду пытаться судить, как дело обстоит на самом деле. Нет ничего хуже, чем препарировать проблему по описаниям очевидцев. Чтобы судить о проблеме, ее надо прожить. Не прожив – не трогай. Иначе, рано или поздно, упадешь в ложь.

Но посмотреть, что получилось у Тодоровского, можно, даже ничего не зная о проблеме.

По версии, предлагаемой нам, чеченская война проткнула Россия насквозь, как осиновый кол протыкает могилу вампира. Пардон за нечеловеческий стиль, но именно так и получается. Именно осиновый кол, который может задеть за живое любого, даже – самого отстраненного от чеченских дел гражданина этой великой и несчастной страны. Судите сами. Жила себе семья – обычная московская семья. Муж Юлий представляет собой прекрасный, неплохо сохранившийся экземпляр физика-теоретика, не ставшего, впрочем, ни физиком, ни теоретиком. Тем не менее, живет он неплохо: просторная квартира (способная вместить целую кодлу неожиданно явившихся друзей), «Фольксваген» в приличном состоянии, двое ухоженных детей. Откуда это все – не вполне понятно. Возможно, от прошлых заслуг. Или от жены Риты. Она-то вроде при денежном деле – квартиры продает. Точнее – квартиру: за все экранное время она только тем и занимается, что пытается впарить разным клиентам одну и ту же квартиру «с бетонными перекрытиями». Итак, благополучная семья, не сотрясаемая особыми проблемами. Но…

Всегда есть какое-то «но», черт бы его подрал! В случае с семьей Юлия и Риты, оно возникло в лице Павлика, сына Юлика от какой-то его ранней пассии. Этот странный парень сваливается на голову ошеломленному папане, как огромный тугой снежный ком. У Павлика нет одного глаза. Он воевал в Чечне и вернулся оттуда не вполне успокоенным. Ему и сейчас мерещатся «духи» в каждой подворотне. Поскольку семья отца им воспринимается как стопроцентная, безусловная родня, Павлик видит перед собой одну цель: защитить их всех. Отца, Риту, брата и сестренку. Это его священная задача ввергает семью в дикую череду более или менее ужасных сцен.

В общем, непростое кино. И смотреть его очень тяжело. Крайне неуютно. Только и думаешь: «Боже мой, ну когда же это все закончится!» То и дело смотришь на часы, высчитывая оставшийся хронометраж. И убеждаешься, что до конца – все еще уйма времени! Однако, что характерно – не возникает ни малейшей мысли о том, чтобы прекратить эти свои мучения, уйти от экрана, отключить от себя то, что происходит с Юликом и Павликом. Чувствуешь себя просто обязанным досмотреть это до конца. Причина? Наверное, она в потрясающем очистительном свойстве фильма. Странным образом этот мучительный катарсис завладевает зрителоем уже в первые минуты просмотра, многократно усиливаясь к финалу. И знаете, мучения стоят того, чтобы через них пройти.

Безупречным фильм не назовешь. Логическое его построение вызывает немало мелких вопросов. Подчеркиваю – мелких: логика всей ситуации бесспорна, но ее отдельные компоненты явно «провисают». Примеры? Извольте. Какого рожна, скажите, Рита устроила Юлику сцену мордобоя за измену, которая и изменой не является, потому как случилась до их свадьбы? Почему Юлик, решив, наконец, избавиться от Павлика, отвез его куда-то в чистое поле, а не сдал в больницу, не посадил в поезд – так что, человечнее? Продолжать не буду – уровень моих претензий понятен. Их можно было бы счесть мелочными, если бы количество претензий не переходило со временем в качество, ощутимо снижая восприятие увиденного.

Однако, как не снижай, фильм все равно останется очень хорошим. С неожиданно мастерской работой Ярмольника и Елены Яковлевой (особо выдающимися актерами я их никогда не считал). С удивительными по силе воздействия сценами, большинство из которых – на счету Даниила Спиваковского, исполнителя роли Павлика. С беспощадно-очищающей режиссурой Тодоровского-младшего. С простой, но удивительно верной и понятной моралью, вытекающей из просмотренного. Какая мораль? Да вот она: страна должна любить своих героев. Иначе герои, скопившись в достаточном количестве, разнесут свою любимую страну вдрободан.