Когда в самом начале фильма слышишь разговор второстепенных персонажей о скандале Клинтон-Левински , то воспринимаешь его как фон разворачивающихся событий, как указатель для определения времени действия, как средство характеристики персонажей не более. Во всяком случае, и в голову не придет расценить эту до стыдного неловкую историю как мораль фильма (моднее говорить message) или даже ключ к злоключениям профессора Колмана Силка: тайное всегда становится явным и сокрытое влечет за собой снежный ком неприятностей. Но постепенно оказывается, что именно это и должно было прийти в голову. Дождались! Интрижка президента и практикантки в Овальном кабинете теперь звучит как античный миф, библейская притча, народная мудрость и всеобщее предупреждение: подумай прежде чем что-либо скрыть.

Профессор Колман Силк еще в молодости скрыл свое цветное происхождение (он негр, только с довольно светлой кожей) ради учебы в университете и женитьбы, и, чтобы просто было меньше проблем, назвался евреем. После этого он мужественно пережил разрыв с семьей: мать перестала считать его сыном, старший брат запретил сестре с ним видеться, и даже сумел избавиться от угрызений совести. Но вот обвинения в расизме (преследовании афроамериканцев), которое ему, профессору, предъявили собственные студенты по нелепой случайности, банальной вредности или в результате уже шизофренической политкорректности стерпеть не захотел. Вот тут неприятности и стали накатывать снежным комом: из университета пришлось уволиться, жена скоропостижно умерла, друзья отвернулись. А для большего обострения душевных метаний к старому профессору приходит последняя любовь в лице уборщицы Фауни Фарли, у которой не менее странное и таинственное прошлое, фобии, истерики, дурные привычки и бывший муж ветеран войны во Вьетнаме, агрессивный и опасный.

Воплощать страдания, душевные метания и мучительные поиски ответов на вопросы режиссер Роберт Бентон предоставил великому и ужасному Энтони Хопкинсу, а быть таинственной и прекрасной любовью престарелого профессора Николь Кидман, которую того гляди начнут величать великой актрисой.

Хопкинс и Кидман безусловно, отличные актеры, которые умеют быть разными, играть с подтекстом, работать вместе и друг на друга и просто по-настоящему жить в кадре. Но только все их усилия рушатся от режиссерского желания не просто рассказывать историю, а извлекать мораль, давать оценки и указывать своим героям на ошибки. На силы рока не тянут ни университетская общественность, свихнувшаяся на политкорректности, ни муж Фауни, с повредившейся во Вьетнаме психикой. А банальные сюжетные ходы и прямолинейность выводов снимают претензии Бентона на масштаб античной трагедии. Все сводится к элементарному мне отмщение и аз воздам или даже проще: как аукнется, так и откликнется.

Так что критиковать прокатчиков за слишком прямолинейное, выдающее message, название фильма "Запятнанная репутация" вместо какого-нибудь философского "След человеческий" совершенно не стоит. Скорее, стоит поблагодарить за честное предупреждение: все будет именно так прямолинейно, в лоб и без вариантов. Правда, можно посетовать за расточительное использование креатива: такое название надо было приберечь для фильма о самом скандале Клинтон-Левински.

Во второй половине сороковых Францию потряс скандал: выяснилось, что одну из самых раскупаемых в стране книг – «Я приду плюнуть на ваши могилы» – написал не американец Вернон Салливан, а скрывшийся под этим псевдонимом и профессией переводчика француз Борис Виан. Публика в ту пору учитывалась американскими черными романами, и обладавший умеренной известностью писатель таким образом просто решил помочь другу-издателю. Моралисты не замедлили накинуться на это художественное смешение детектива, мизантропии и порнографии; положение автора усугубилось скопированным из книги в реальную жизнь убийством, в конце концов, Виан был отдан под суд и приговорен к уплате крупного штрафа.

А какое отношение, вы спросите, имеет эта история к фильму, снятому по роману невымышленного американского писателя Филипа Рота? Дело в том, что в первых двух романах Салливана (не романах даже – скорее, среднего размера повестях), упомянутом выше и написанном в ходе разбирательств «У всех мертвецов одинаковая кожа», эксплуатировалась одна и та же особенность главного героя – им оказывался черный, которого принимали за белого. Герой первого романа мстил белым за убитого брата, совмещая процесс с разнузданными оргиями – в финале им были зверски убиты две белые девушки. Во втором герой сам убил своего брата – за то, что тот был черным и грозил выдать тайну его происхождения.

У Рота белый негр дожил до преклонных годов. Он не завел детей – они могли его выдать. И даже, когда его прижали за якобы расистские высказывания, не воспользовался возможностью разом прекратить все нападки. Он снес все – утрату положения, смерть жены, предательство друзей – но так и не раскрыл своей самой страшной тайны. Но что беспощадно портит литисточник, низводит его до бульварного уровня – так это то, что сокрытие происхождения представлено в нем как тяжкий грех. И, чтобы вызвать в читателе (зрителе) антипатию к герою, Рот принуждает его, подобно виановскому герою, бросаться словечками типа «ниггер» – хотя данный эпизод, согласно сюжетной канве, не мог не быть авторским вымыслом. Рот не задается вопросом, вправе ли обыватель осуждать героя, вправе ли обязывать если не к смерти храбрых, то уж к гарантированному жизненному дискомфорту минимум. Он прямо, без обиняков, осуждает. «Позор человеческий» – это про Коулмана Силка.

Но как быть с тем, что он был и белым тоже – не биологическим альбиносом, а потомком белых предков? Все становится ясно: Рот разделяет права белых и черных. Выходит, носитель негритянской крови должен быть только афроамериканцем. Остается напомнить только, что наделение какой-либо этнической группы такой особостью и создает благоприятный фон для расизма. И пусть в эпизодической роли белого расиста засветился известный борец за права нацменьшинств, еще один белый негр – его присутствие лишний раз доказывает неслучайность выбора Коулмана. Не всем ведь становиться скандальными политиками.

Сейчас правилом хорошего тона, этаким признаком независимости мышления стало хаяние политкорректности. При этом подавляющее большинство ругающихся этим словом, не забывая приводить душераздирающие примеры уродливых ее проявлений, забывает предлагать сколь-нибудь приемлемые альтернативные варианты – если не брать в расчет вариант с заменой временами уродливой политкорректности перманентно уродливой политнекорректностью. Да, гонения из-за слова spook (призрак; ниггер) – очевидный перебор. Между прочим, проблемы в Америке могут возникнуть и с не менее «ругательным» словом sambo – как ни крутись, а «базар фильтровать» придется. Но это объяснимо. Нынешняя Америка, по сути, перестала быть WASP-овской. Там возникло некое новое образование, которое впору назвать первым приближением однородной, общемировой цивилизации. А первое приближение – оно всегда достаточно грубое.

Филип Рот в ответ тоже перебирает. Вывод напрашивается, будто история пожилого профессора, выгнанного с работы за неосторожно брошенное слово, была бы недостойна пересказа, не окажись он негром и не заведи он отношения с женщиной иного поколения и иной касты. Мораль оказывается пережаренной, происходит стремительный переход от прогрессивного к реакционному, акцент переносится от раздирающей современное общество проблемы к кондовой агитации за гражданское мужество. Мягко говоря, темой можно было распорядиться удачнее.

А начиналось все и впрямь многообещающе: автор профессионально-витиевато укладывает события в лазейку «между коммунизмом и терроризмом», среди аргументов – синее платье Моники Левински, едва ли не каждая фраза располагает к манифесту. Самый яркий момент фильма – когда первая невеста Коулмана встречается с его чернокожей матерью. То, что появилось у нее на лице, отражает нечто среднее между неловким положением и нежеланием идти на конфронтацию и называется политкорректной улыбкой. В финале чернокожий друг главного героя, стоя над его могилой, негодующе вопрошает: отчего наш коллектив стал настолько нетерпимым? Ответ, наверное, должен был содержаться в обвинительной речи писателя. Поборники всех этих правил, ограничений, запретов лезут в частную жизнь, порой делая ее невозможной – но вот Филип Рот, взявшись обличать это вмешательство, тоже лезет, тоже создает «нетерпимый коллектив»! Мысли прокурора не поспевают за его риторикой, и он выступает за адвоката. Это из-за таких, как Филип Рот, профессор Силк так и не признал свои корни. И сам Рот, хоть и лауреат Пулитцеровской премии – писатель иного калибра, нежели отделенный от Салливана Виан, признанный классик.

И, как говорится, рыбак рыбака видит издалека. Список неудач фильма одним лишь малоубедительным сценарием не ограничивается. Актер Хопкинс последнего дня 1937 года рождения бегает, боксирует, вальсирует, снимается в боевиках, словно это не служение музе, а психотерапия для стариков. Ну видно же – дед! Грузный, неповоротливый, а тут поверить надо еще и в то, что он – негр. Специально под него подобрали афроамериканских актеров с относительно светлой кожей и прямыми носами, а в актере Уэнтуорте Миллере, играющем молодого Коулмана, крови набралось почти что со всех континентов. На том, что Миллер совсем не похож на Хопкинса, на прямых волосах, тембре голоса внимание как бы и не сосредотачивалось.

На своем месте, с учетом упомянутых факторов, тут и Николь Кидман, пережившая в некотором роде рецидив «Часов». Оно и понятно: марсианкой может быть не только Вирджиния Вульф, но и простая уборщица. Впрочем, если в погоне за «Оскаром» Николь специально летала в Лондон для того, чтобы сняться одной лишь своей правой рукой, то сейчас невозможно не усомниться в том, что мы увидели именно ее грязные ногти – «Оскар»-то уже получен. Поддержка реноме замыкается на том, что Кидман-батрачка по степени несчастности соревнуется с киногероиней Бьорк – знайте, мол, кто в современной Америке настоящий ниггер. Как думаете, удается ли ей выглядеть правдоподобно, если не удается даже элементарно управляться со шваброй?

71-летний режиссер Роберт Бентон тоже сработал остатками класса, который некогда проявился в таких фильмах, как «Крамер против Крамера», «Места в сердце». Для экранизации истории с таким неслабым апломбом он подходил как никто другой: один «Оскар» за режиссуру, два – за сценарий, еще четырежды номинировался и, вдобавок, уже раздевал Кидман в «Билли Бэтгейте» (с тех пор зрители и поверили в то, что Николь – действительно рыжая). Но никаких былых заслуг не хватает для того, чтобы хоть как-то компенсировать откровенный провал – игру Кидман иначе, как безобразной, и не назовешь, а ее нынешнее ню совершенно неэротично, потому что возле Хопкинса неэротично все. Основные эротические «функции» выполняют более молодые и более раскованные Уэнтуорт Миллер и Джесинда Барретт, но, судя по контексту фильма, не так уж они были необходимы. Все равно все замыкается на ведущих актерах, а они составляют здесь такой же нелепый дуэт, как и Сэмюэл Л. Джексон с Милой Йовович в «Доме на Турецкой улице» еще одного ветерана и любителя «нуар» Боба Рэфелсона. В общем, почтальон перезвонил.

И еще – по ходу просмотра вспомнился российский криминальный сериал «По имени Барон». Главный герой его – выдающий себя за цыгана еврей, которого играет прославившийся в роли итальянца грузин (Нодар Мгалоблишвили). В последнее время криминальные сериалы стали для отечественных актеров своего рода повинностью. В Америке много чего по-другому, но своя обязательная программа также имеется. Считается, что есть другая Америка, отделенная от масскультного китча. Вот в ее пределах и осуществляется пресловутый процесс замены разума апломбом. Снявшись у маститого приверженца классического американского стиля, коим является Бентон, англичанин Хопкинс и австралийка Кидман отработали на американской культурной барщине.