Более трех десятилетий назад Сэм Пекинпа шокировал публику предельно жестокими сценами изнасилования и расправы над подонками в "Соломенных псах". Добил зрителя в том же 1971 году "Заводной апельсин" Стэнли Кубрика. Наверняка Гаспару Ноэ в его аргентинском детстве повстречалась сердобольная тетенька, пропустившая его в кинозал, невзирая на сопливый возраст. Тяжелораненому в мозг отроку в суть этих фильмов, когда все резервы воображения были брошены на усвоение "веселых картинок", дозволительно было не вникнуть.

Обосновавшись позднее во Франции, - а после "Королевы Марго" французский кинематограф превратился в прибежище для латентных чикатил - Ноэ с лихвой отыгрался за давнишнее поражение. Что ж, теперь "рекорд" побит: кошмары из далекого 71-го больше никакие не "предельно" и никакие не кошмары.

Обычно претенциозное творение сопровождается соответствующе наглым слоганом. В этом плане "Необратимость" нисколько не удивила. "Секс безопасным не бывает", понимаете ли. Зрителю предлагается всю оставшуюся жизнь посвятить страху: бояться микробов, бояться пьяного доктора, бояться Фредди Крюгера. Вообще, это излюбленная "фишка" облюбовавших модные журналы двоечников с превеликим апломбом: из частного случая, из стечения обстоятельств выводить тенденцию и присобачивать ее к своему мнению, идущему вразрез с общепринятыми установками (чаще всего - по причине полной этого мнения несуразности). В данном случае общепринятая установка была следующая: волков бояться - в лес не ходить.

Наверное, этих двоечников и не замечали бы, кабы не болезненная человеческая потребность в правде, точнее, в правдоподобности. За удовлетворение этой потребности определенная часть аудитории - а речь о ней еще предстоит - многое может простить. В этом плане страны бывшего Союза стоят особняком: нашего зрителя обкормили чернухой еще десяток лет назад, в период слома общественно-политической системы. В результате этой процедуры кто-то приобрел стойкий иммунитет к подобной "киноправде", кто-то и поныне души не чает во всяких там "криминальных хрониках" и сериалах о "жестокой сущности жизни".

Что самое мерзкое в так называемых коронных сценах "Необратимости", так это то, что, в отличие от ставшей уже знаменитой "мозго**ской" сцены в сорокинских "Сердцах четырех", они претендуют на реальность. Если бы, скажем, героиня попала под машину, а ее муж нашел водителя и привлек его к суду, изнывающего от скуки и неоригинальности сюжетных ходов зрителя это ни на что бы не вдохновило. А вот когда роскошную красотульку девять нескончаемых минут насилуют в задний проход, когда череп подвернувшегося под горячую руку педика размалывается, как скорлупа в ступке - это да, это шокирующие подробности.

Что характерно, подобное решение нашло понимание у значительной части женской аудитории фильма. Судя по всему, гонимые неким геном половой солидарности, некоторые критикессы поспешили даже изыскать в этой мерзости какое-то профилактическое предназначение - вот это уже полный бред, иначе не скажешь. Бедненькие, их на самом деле в который уже раз "отэксплуатировали". Им попросту скормили модно оформленное кино "про жисть", а под соусом правды Ноэ подал свои и своих собратьев по больному разуму извращенные фантазии.

Все объясняется до неприличия просто: садомазохистствующим эстетам хотелось увидеть сцену изнасилования Моники Беллуччи с последующим избиением, Ноэ им в этом потакнул. Обратили внимание, что "коронные" (тьфу, блин) номера в этом бастард-фильме намеренно затянуты? Сделано это для смака, чтобы потом можно было любоваться ими, не отвлекаясь на кнопку обратной перемотки каждые две-три секунды. Потому-то герой фильма долбил и долбил огнетушителем по черепу, а окружающие смотрели на это с восторгом. Потому-то вывернутые лопатки Моники Беллуччи, ее глаза навыкате, шлепки по ее ляжкам, хлюпанье и визг зритель "усваивал" целых девять минут.

И ведь приписал себе Ноэ благородную просветительскую миссию: дескать, на самом деле человек умирает совсем не так, как в кино. Что тут можно сказать? По части серьезности и оригинальности это "развенчание мифа" может соперничать с утверждениями о том, что бога нет, что никто молнии не метал и вообще, кругом идеологическая диверсия. Позицию эту, кстати, давным-давно озвучил Том Савини, бесспорно, более талантливый и более честный спец по части попугать кинозрителя, да и то с целью отмежеваться от обвинений в пропаганде насилия. Говорят, Ноэ специально посмотрел кассету с записью реального убийства. Результатом стала очередная серия "Ликов смерти", приснопамятного хита на любителя, только с топ-актерами.

И, поскольку целью этого фильма было показать нечто изо всех сил необычное, снят он также нестандартно, хотя новым словом в кинематографе подобную манеру съемок не назовешь. К примеру, в фильме "Помни" Кристофера Нолана обратный ход событий был художественной необходимостью. Клип "Энигмы" так и назывался - Return to Innocence, широкой публике он, насколько помнится, понравился. А если зрить совсем уж в корень, нетрудно натолкнуться на Габриэля Гарсиа Маркеса с его "Хроникой объявленной смерти". Что до фильма Ноэ, не так много там смысла в обращении необратимого. Ну, изобразили дерганость в начале фильма, когда нервы совсем ни к черту, ну, звучит в конце фильма здоровая красивая музыка, вообще, конец здоровее - цветом, звуком, ракурсом. Но не оттого ли все эти ухищрения, что сам сюжет вызывающе примитивен?

И весь фильм якобы - серия нескольких дублей. То, что Ноэ правил "Догмы-95" придерживаться не будет, было ясно и так. Зачем, спрашивается тогда, он маскировал считанные части фильма под единые дубли, раз все равно не удержался от применения склеек и компьютерной графики? Именно это и называется фальшью, которая, впрочем, сопровождает весь фильм на всем его протяжении. И никакого толку от "смелых" идей нет. Даже дешевая китайская зажигалка может содержать некие дизайнерские решения, но от этого она не перестает быть дешевой китайской зажигалкой.

Однако же - голь на выдумку хитра. Ноэ тщательно прикрыл дешевизну, укутал ее шоково-скандальной завесой к вящему восторгу тех, кто художественным языком "владеет со словарем". Более полувека назад Борис Виан устроил переполох в обществе, "переведя" на французский роман "Я приду плюнуть на ваши могилы" выдуманного американца Вернона Салливана, три четверти века назад Луис Бунюэль с Сальвадором Дали заставили мир содрогнуться, показав ему "Андалузского пса". Но то - признанные образцы искусства.

В скудном багаже Ноэ гипотетические художественные показатели намертво задавлены стремлением к показу насилия, обезобразившим французский кинематограф последних десяти лет. К слову, парочка Кассель - Беллуччи своим взлетом обязана как раз этой "новой французской революции", кровавой и бессмысленной. Трудно сказать, чем, кроме отталкивающих сцен, могут понравиться зрителю такие образчики низкопробного кино, как "Шесть", "Багровые реки", "Бланш". На нормального зрителя они уж точно не рассчитаны. "Необратимость" - очередной дохлый номер из той же серии.

При желании, впрочем, можно отыскать ряд параллелей. Ноэ не смог отказать себе в удовольствии посадить Монику Беллуччи на унитаз - то же самое Альмодовар проделывал с Викторией Абриль. Пресловутые девять минут можно сравнить со сценой с маслом в "Последнем танго в Париже" Бертолуччи. Но больше всего досталось покойному Стэнли Кубрику: в разных местах следуют ссылки на "Широко закрытые глаза", "Космическую одиссею 2001", и откровенно копируются приемы из "Заводного апельсина". К примеру, показ гениталий: некоторое время режиссер, якобы найдя выход из ситуации, скрывает их (Кубрик использовал для этого книгу на столе у полицейского), а потом вдруг... Разумеется, все это никоим образом Ноэ не оправдывает.

Некоторые зрители, пришедшие на просмотр "Необратимости" в "Киноцентр на Красной Пресне", аплодировали по окончании сеанса - не то режиссеру-извращенцу, не то своей приятно зудящей продвинутости. Сейчас, наверно, модно бравировать просмотром "Необратимости" (и "пониманием" его!), как модно бравировать прочтением, скажем, "Улисса". Не беда, что стиль Ноэ так же навязчив, как слог Джойса, хотя и не так глубок - главное, можно будет блеснуть при случае своей "бывалостью". Должно быть, при этом их обуревает то же чувство, что и у солдата на дембеле. Однако в этот раз они прокололись. Они сами себя поставили в положение героя "Заводного апельсина", которого заставляли смотреть мерзость, не отводя и не закрывая глаз. И, поскольку не было никакого таинства, не было и посвящения в него. В данном случае восторгаться предлагается разве что скотским блеянием - и то, за его громкость. Какой бы то ни было компромисс исключен, необходимо выбирать что-то одно: либо "звуки природы" (то есть выразить "одобрям" фильму), либо все же - музыку, упорядоченный шум, согласно Моцарту. Резюме получается следующее: для кого Пекинпа, Кубрик, Пазолини, Феррери, Фассбиндер - всего лишь скучные своей непонятностью иконы, те могут возносить Гаспара Ноэ до небес, и слава богу, что их мнение не окажется столь уж авторитетным.

Какой еще из этого можно сделать вывод: старосветское кино переживает явный кризис, и дело вовсе не в масштабах финансирования. Это как раз тот случай, когда тенденция налицо. В принципе, фильм, подобный "Необратимости", могли снять и в Америке. Просто "Необратимость" - это симптом. Сама болезнь вызвана стремлением части европейцев дистанцироваться от произведенного в Голливуде ширпотреба и вывести новую формулу популярного кино, в то время как Голливуд - всего лишь место с подходящими условиями для производства ширпотреба, зачастую легкомысленного, но никак не символ всеамериканской глупости. Делать что-то в пику Америке - вот такая нынче общеевропейская идея, и когда ее берут на вооружение такие профаны, как Ноэ, получается всего лишь... глупость по-европейски. Если вообще глупость, рожденная протестом на другую глупость, может иметь какую-нибудь географическую привязку.