1970 год. 40-летний Харви Милк знакомится с красавчиком Скоттом, предлагает ему вместе отметить свой день рождения. Харви очарователен, Скотт – гей. Они целуются, и у них все получается. Они живут, радуются, спорят, открывают магазин для геев на улице Кастро в Сан-Франциско, опять целуются, группируют вокруг себя сторонников. Харви Милк чувствует в себе силы и, будем говорить, потенцию, чтобы бороться за права геев. Через шесть лет после встречи со Скоттом они уже не живут вместе, зато Харви становится первым членом муниципалитета Сан-Франциско, избранным туда, несмотря на свои половые пристрастия (которые он не то, что не скрывает – наоборот, всячески подчеркивает).

Но Америка 70-х – общество гомофобское. Харви придется туго. Впрочем, он знал, на что идет.

Нам трудно называть мужественным человека, который не трахает женщин. Ах, каким гомофобским обществом мы все еще являемся! Наверное, похлеще Америки 70-х. А все почему? Потому, что наша история лежит в стороне от магистральной линии развития человечества – от эволюции персональной свободы. Нам, если честно, на свободу начхать. Мы – за порядок и стабильность. Если у нас человек скажет, что он педераст, а потом станет баллотироваться в горсовет, его в лучшем случае закидают майонезом. Когда тут произойдут подвижки – трудно сказать. Возможно, вопрос о пидорасах и станет тем единственным, где мы сохраним нашу самобытность. Как ни парадоксально, но принять идею о том, что они – тоже люди, куда как сложнее, чем отнестись к гамбургеру как к настоящей еде. А вот Шон Пенн, совсем не дурак и далеко не коньюнктурщик, говорит, что взялся за роль Харви Милка только потому, что (цитируем): «Милк стал символом надежды для очень многих людей». Нет, есть тут что-то непостижимое…

Шон Пенн – единственная причина, почему я стал смотреть этот фильм. Я с ужасом представлял, как он может выглядеть в любовных сценах. Но нервничал я напрасно: Шон Пенн – это парень, который не разочаровывает. Он поцарапал своей щетиной Джеймса Франко, но добился своего: поцелуй с Шоном показался Франко вечностью. Шон играет гея непринужденно и легко (хотя могу допустить, насколько тяжело ему, заслуженному бабнику, это далось). Недаром говорят, что внутри каждого мужика сидит нераскрытый пидор…

Если отвлечься от этой животрепещущей темы и постараться посмотреть на «Харви Милк» как на чисто творческий продукт, то ничего особо приятного сказать как-то не получается. Гас Ван Сент, чьи половые пристрастия широко известны, надо полагать, слишком увлекся идеей, чтобы сделать хорошее кино. Отличный режиссер, он хорошо работает с людьми и кадром, но лавина гражданского пафоса увлекает его, и фильм становится довольно скучным байопиком, стоящим на службе передовой (по нынешним меркам) и близкой режиссеру идеи. Шон Пенн и Джош Бролин этот фильм спасают – но не до такой степени, чтобы о нем можно было через год вспомнить что-то еще, кроме того, что это фильм Ван Сента о вожде американских «голубых».