По заснеженной, огнистой, романтичной и подозрительно чистой Москве чешет насквозь молодой человек без шапки, но в пальто. У него римский профиль, остроносые туфли, смущенная походка и рубашка, снимавшаяся в рекламе «Ариэля». Если добавить к этому бескомпромиссную брюнетистость и легкую иностранность, иначе, как сыном гор, парня и не назовешь. Но он не Ашот. Он – Серафим. Тот самый, что творит и горит. И прислан он в загадочную «сноуи рашу» всего на день – до последнего удара курантов. Мимоходом радуя алкоголиков и дворников, ангел дойдет до назначенного двора, где ему на голову удачно свалится девушка, которой изменили. Теперь ей предстоит измениться самой. Дальше в дело включатся юмор, Охлобыстин, Куценко, Хакамада и любовь. И всем сестрам достанется по пирсингу. Котенку – цельная курица, скинам – экспресс-загар, ментам – олень, толстухе – принц, папе – лыжи, изменщику – тело, красивое, без головы, но в красных трусах. А главной героине – такой же, но в меховой шапке. И всем станет хорошо. И все станут лучше.

Еще один вариант почти идеальной новогодней ленты от русского человека с заокеанским киноакцентом. Второй заход Сторожевой в сочельник (первым был телевизионный «Француз», где мусью уводил Голубкину у оборотистого Сукачева) получился на грани самых настоящих мерыканских «джинглбэллзов» – добрый, поучительный и почти натуральный. Все хорошее, что с героями случается – от нравственного роста, все плохое – пройдет от него же. И ни грамма халявы, столь любимой отечественными зрителями. Разве что, кура котенку. Но это уже проходит по категории ми-ми-ми и ня-ня-ня, так что руки прочь.

Во всем остальном – чистый зарубеж. Вся Москва – сплошь добрые, душевные и слегка пьяные люди. Скины – что кукольные арлекины, менты-оленеводы и даже таксист денег не возьмет – в назидание. Персонажей – тьма. Все набросаны карандашом на снегу. Что не актер, то картинка. Правда, мимолетная, как в калейдоскопе, но на то и темп задан. Отсюда все упомянутые Куценки с Хакамадами, что на афише на сто долларов дороже смотрятся, чем в фильме есть. И нужны для морали да благости. Также позаимствована у звездно-полосатых обязательная сцена в сортире с удивленными глазами и принудительным дантизмом. Но без нее фильм просто записали бы в старье ханжеское, так что тоже простительно.

Зато чудо как хорош титульный дуэт – Смольянинов и Старшенбаум. Артур – так просто на ура. Казалось бы, с его спецданными только урюков да чертей играть. Какой ангел?! Окститесь! Даже для падшего он чересчур фактурный. Ан нет. Достаточно было слегка ограниченного выражения лица, походки «робот Вертер», застенчивой улыбки и елейного голоса, как образ заиграл на струнах зрительских душ, что твоя Ванесса Мэй. Такой, в общем, трансформер – Оптимусу и не снилось. И в тон ему – наивная, смешная, неуклюжая и какая-то сверхнастоящая Старшенбаум с необъятной улыбкой и глазами шириной с Черное море. Сразу эта ее барби-терапия несколько бесит, а потом проникаешься на все сто.

В эпоху повальных альманахов и капустников, где обязательный Мороз-качок лобызает Снегурку-стриптизершу, а город пьет коктейли пряные и сотрясается корпоративами, подобный выход в наив и душевность берет именно своей смелостью. Залезь ты тут поперек громыхающих «Елок», цистерн оливье и Галкина пополам с Петросяном. Затопчут и не заметят. А ведь так хочется, чтобы заметили. Зашли, поулыбались, и ни в коем случае не вспомнили бы про старую шутку о разнице между парикмахером и херувимом. И о том, что в пальто нонче опасно ходить – легко на рифму народную нарваться. И что пыль в глаза – важнее большого сердца.

А потом еще и рассмотрели за блестками своеобычного ромкома глубокие смыслы, которых там, должно быть, нет, но чем черт не шутит. В фильме-то про ангела.