История, случившаяся с «Мюнхеном» - иллюстрация к известному правилу про искушение, которое сильнее человека. Мечта о кино про олимпийский теракт 1972 года у Спилберга родилась давно. Проект требовал подготовки, обстоятельности, и развивался неспешно. Но тут, на горе всем, и Спилбергу прежде всего, появилась возможность снять «Войну миров». Нормальный человек вздохнул бы с сожалением и выбрал одного из двух зайцев: либо того, что пожирнее, либо того, что уже приручен. Не таков Спилберг! Он выбирает двух зайцев. И добывает их обоих – теоретически, по крайней мере. В уникальной фильмографии этого человека 2005 год будет отмечен сразу двумя лентами. Что это принесло Спилбергу? Вряд ли большое удовлетворение. Если на «Войне миров» он хотя бы заработал хорошие деньги (а какие еще планы на такое кино можно было возлагать?), то с «Мюнхеном» получилась незадача. Фильм восприняли в штыки как евреи, так и палестинцы. Критики его не поняли, «Оскаров» ему не дали. Зритель на него не повалил валом (это как раз можно было предвидеть). Что в итоге? Чувство выполненного долга? Очередной вклад в некое общееврейское поступательное движение?

Погоня за двумя зайцами настолько обессилила Спилберга, что после премьеры «Мюнхена» он взял годичный тайм-аут. Посмотрите на этого изможденного человека, друзья! Пусть его пример послужит вам в нелегком деле борьбы с посылаемыми нам искушениями!

По идее, фильм должен был получиться очень увлекательными. Сюжет давал режиссеру массу шансов, выглядел заманчиво, обещал захватывающую интригу. Группа отборных специалистов, из которых израильские спецслужбы сколотили суперкоманду без страха и упрека, охотится за палестинскими террористами, на совести (или боевом счету, если угодно) которых – вошедший в историю сентябрьский 1972 года теракт. Тогда, во время мюнхенской Олимпиады, участники палестинской организации «Черный сентябрь» спокойно перебрались через стену олимпийской деревни и захватили в заложники членов израильской команды. Дальше пошли переговоры. Палестинцы требовали освободить из израильских тюрем своих соратников по борьбе. Требовали самолет. Требовали свободного прохода и пролета. Постепенно уступая, немецкое правительство тем временем готовило операцию по освобождению заложников. В итоге, погибли все израильтяне и несколько палестинцев. Однако большинству «черносентябрьцев» удалось спастись. Наблюдать за тем, как они жируют и наверняка готовят очередную пакость, Израиль не в силах. И «железная леди» киевского происхождения, премьер-министр еврейского государства Голда Меир дает распоряжение: а соберите-ка мне специалистов, которые смогут отправить выживших подонков туда, где их давно ждут погибшие соратники.

Руководителем группы назначается человек, на лице которого легко обнаруживаются следы борьбы несгибаемой воли и тяжких раздумий. Его легко понять: у него жена – на сносях, а тут государство делает ему предложения, от которого не отвертишься. Великий Израиль нуждается в нем! И вот – жена остается рожать, а муж уходит на невидимый фрон. Углубляется в подполье. Превращается в невидимку без имени, роду и племени. Ради чего эта борьба? Ради того, чтобы его неродившийся еще ребенок смог спокойно ходить по улицам родного города. Как мы уже знаем, спокойствие этому поколению израильтян только снится. Выходит, папа воевал зря? Ну да, именно так и получается. Да и сам папа ближе к концу фильма начинает осознавать, что делает как-то не совсем то.

В начале и конце фильма – два половых акта. Нет, Спилберг на старости лет не превратился в Тинто Брасса. Этими сценами он пытается внушить нам определенные мысли и конкретные настроения. «Мюнхен» - не историческая драма, как можно было подумать, это – драма личная. Постельные сцены в ней – не излишество. Слава богу, нам не стали читать в очередной раз проповедь о долге человечества перед евреями всего мира. Но рассказ о еврейском бессилии, которое герой Эрика Баны пытается компенсировать на теле жены – тоже не подарок. Мало того, что Спилберг в «Мюнхене» скучен, так он еще и смешон. Трагедия, которую он показывает, не проникает в сердце. Просчитав все, как обычно, великий манипулятор не учел главного: если вещи, которые лучше пустить на самотек. Эти вещи учетом и контролем не регулируются…

Мюнхенский приговор

В последние годы режиссер №1 выказывал признаки выхода в тираж. Не тем, как он снял – этого, как говорится, не дождетесь. Тем, зачем он снял. «Терминал» – фильм вполне себе милый, аккуратный, только снять его с неменьшим успехом мог любой крепкий ремесленник. «Войну миров» можно было бы устроить на пару порядков обстоятельнее, умнее, более достойным образом осовременив источник – продукт оказался хоть и качественным, но скороспелым и скоропортящимся. Вистов создателю он не добавил.

При этом мастерство Спилберга, равно как и его оператора, Януша Каминского, никуда не делось. Благодаря им экшн «Мюнхена» воспринимается как нечто большее, чем просто шпионский боевик, тривиальные вроде бы сцены они делают по-настоящему впечатляющими. Венсан Кассель в «Тайных агентах» тоже охотился с велосипедным насосом на сексапильную киллершу – вот пример такой тривиальной сцены.

Техническая составляющая «Мюнхена» безупречна. Атрибуты эпохи – короткие плащи, черно-белые телевизоры, Билл Уизерс – воспроизведены с похвальной дотошностью. Исполнители ролей: австралийский хорват, французский культовый режиссер, новый Бонд, прочие – все на месте.

Все претензии – к сценарной части. Сценарий, написанный Тони Кушнером и Эриком Ротом по скандальной книге Джорджа Джонаса, слаб деталями. Руководителем тайной группы агентов-ликвидаторов назначается бывший телохранитель главы государства – личность, надо полагать, засвеченная. Без опыта «мокрой» работы, с женой на седьмом месяце. В перерывах между рефлексиями он с заданием все же справляется, звонит из гостиницы жене и плачет в трубку. Минер оказывается сапером. Ехуд Барак (впоследствии – премьер-министр Израиля) непосредственно перед бейрутской операцией лаконично представляется: «Барак». И так далее.

Однако при всем при этом сценарий силен – силен лейтмотивом. «Мюнхен» – фильм-позиция, причем позиция весьма спорная, особенно с ястребиной точки зрения. Одним зрителям кажется, что фильм призывает к мягкому обращению с террористами. Их раздражает либерализм богатого еврея из Калифорнии. Мол, неслучайно фильм назван «Мюнхеном» – и мораль подводится соответствующая, с историей и ее уроками. Другие зрители считают, что фильм прославляет государственный террор. В общем же, публике непонятно, за кого Спилберг – за арабов или за евреев. Тем, для кого еврейская кровь uber alles (данный подход практикует один из основных персонажей фильма), непонятно его мнение в вопросе: место арабов, «этих козо**ов», в зоопарке или все же нет.

А он – ни за тех, ни за других, когда речь идет о войне – этой гонке террора. Неизвестно, существует ли в одурманенном злобой мире какой-то рациональный способ положить ей конец (и захотят ли к этому способу прибегнуть), зато очевидно, что победным для какой-то из сторон он не окажется.

На место ликвидированных приходят еще более жестокие, еще более изощренные. Охотники сами превращаются в загнанных зверей. Ненависть, боль и страх, сопровождающие эту гонку, передадутся следующим поколениям – в этом и заключается смысл накладывания сцен соития на сцены расстрела заложников. Для чего вся описанная в фильме операция затевалась? Чтобы убивать неповадно было. Минуло три десятилетия – убийства продолжаются. Люди продолжают ненавидеть, страдать и бояться. Финальная сцена картины разворачивается на фоне башен ВТЦ.

P.S. Какие могут быть мотивы во всем в этом у Спилберга? Версия на первый взгляд безумная. Авторитет в мире кино он снискал гигантский и незыблемый – но воспринимался при этом как entertainer, не больше. Десятилетия пребывания в статусе режиссера №1 привели к тому, что ни одно из его творений не останется незамеченным. Вот он и решил положить прежние свои заслуги на алтарь иной жизненной миссии. Иначе говоря, всеми этими динозаврами, инопланетянами и археологами он зарабатывал возможность изменить мир. Он не ястреб и не голубь. Он выдает искаженную точку зрения – но, может, это полезное искажение. И все же – даже Спилберг предстает бодающимся с дубом теленком.