Было время, «Призрак оперы» у нас называли рок-оперой – так же, как «Кошки», как «Эвиту», как «Шахматы» Бьерна Ульвеуса и Бенни Андерссона. Впрочем, в ту пору и Modern Talking умудрялись записывать в рок-группы. И даже каких-то десять лет назад вопрос «А кто такой Брайан Адамс (Мартин Скорсезе, Рокко Зиффреди)?» не считался неуместным. Сейчас, разумеется, для подобных словесных трюков нужно гораздо больше смелости – и тем не менее, до нынешней поры «Призрак оперы», если не считать повсеместно затасканной основной его темы, оставался для россиян загадкой.

Загадкой, впрочем, из разряда тех, что отгадываются с энтузиазмом. Тема экранизации мюзиклов мусолится вот уже года три. Россияне, со знанием дела говорящие нынче о «Сексе в большом городе», о «Клане Сопрано», о Паттайе, о Канкуне, о ризотто по-пьемонтски, о супе из ласточкиных гнезд, заговорят и о «Призраке оперы», и об Эндрю Ллойде Уэббере, и даже о Гастоне Леру (Россия, к слову, в ходе этого «культурного обмена» ответила Западу группой «Тату» и «Ночным дозором» – уникально самобытными, надо полагать, наработками).

У Гастона Леру Эрик – так звали Призрака – музыкальное произведение создал несравненное. И, хотя музыку Эндрю Ллойда Уэббера есть с чем сравнивать, менее требовательная, нежели плод писательской фантазии, публика оценила ее более чем тремя миллиардами долларов. Музыка и впрямь замечательная, но – как и в большинстве мюзиклов, она выступает обрамлением к одному несомненному хиту. В «Кошках», к примеру, таким хитом была песня Memory, в «Эвите» – Don't Cry For Me Argentina, в «Шахматах» – One Night In Bangkok, в «Соборе Парижской богоматери» – Belle. Так и должно быть, скажете? Но как в таком случае быть с ранним и наиболее удачным с точки зрения творчества произведением Уэббера – «Иисус Христос – суперзвезда»? Там вся рок-опера – несомненный хит; Иуда (Мюррей Хед) в вокальном состязании превзошел Христа (Иэн Гиллан), даже глумливые куплетики Ирода в ином произведении могли бы быть main theme.

В экранном «Призраке оперы» лейтмотив – единственный аранжированный как поп-шлягер фрагмент – является едва ли не самым слабым местом. Дело в том, что «инсайд май майндами» публику за 18 лет существования мюзикла изрядно перекормили, и Джоэл Шумахер, подавая их словно сенсацию, обнаружил тем самым либо статичность, либо узость собственного творческого подхода. Назойливое прокручивание лейтмотива неизбежно заставляет вспомнить о том, что это надоевший хит, тогда как и разового исполнения совершенно точно хватило бы для того, чтобы он не прошел незамеченным.

Вообще, экранизаций и вариаций на тему «Призрака оперы» было снято предостаточно, не менее полутора десятков – российскому видеоману лучше остальных была известна версия, снятая в 1989 году Дуайтом Литтлом. То была неудавшаяся попытка Роберта Энглунда сыграть что-то отличное от Фредди Крюгера – фильм в шутку даже прозвали «Кошмаром оперы». «Гениальная» музыка благоразумно стопорилась на первом аккорде, и, надо заметить, отрезанные головы в супе, диалоги вроде «Что, если я увижу ваше лицо?» – «Да вы просто умрете!» очень даже соответствовали литисточнику, типичному pulp fiction начала ХХ века. В книге, которая толще многих из тех, что достойны более, Эрик оказывался также еще и выдающимся архитектором, инженером, палачом, ловко пользовался «мазендаранской удавкой» – опустивший руку ниже уровня шеи был обречен. Заканчивался роман так: «А что теперь делать с этим скелетом? Нельзя же бросить его в общий ров… Я думаю об этом так: место скелета Призрака Оперы – в архивах Национальной Академии Музыки, ведь это необычный скелет». Короче, вы поняли. Фанатеть от всего, что связано с «Призраком оперы», не рекомендуется.

Первая экранизация мюзикла выполнена так, чтобы впечатлительные натуры вздыхали: «Красота!..» Миллион свечей, надгробья в стиле поп-барокко, стелющийся по ним туман, зимнее декольте, алые розы на снегу – spectacular, в общем. Меж тем, не стоит забывать, что слово «оперный» иногда означает «неправдоподобный» – второстепенные персонажи слишком откровенно гримасничают, особенно преуспели в этом итальянская примадонна (Минни Драйвер пыталась открыть в себе комические данные) и бабка Бабариха при ней. Показательно, что венчает картину алая роза на фоне черно-белой старости героя – было бы чертовски удачное решение, кабы было оригинальным. По существу же, это стандартный метод в плейбоевских видеожурналах, встречалось оно даже в шоу Бенни Хилла. Нет, само по себе использование этого не плохо – оно просто усиливает, подчеркивает общее впечатление. А общее впечатление – дорогостоящая посредственность.

Как ни странно, это закономерный результат повышенной требовательности. Эндрю Ллойд Уэббер, стремясь к пущей шедевральности, превратил проект в классический долгострой. Менялись режиссеры, исполнители главных партий: еще в начале 90-х проскакивала информация о том, что экранизацией мюзикла займется Джерри Цукер, гревшийся тогда в лучах славы «Привидения», позже постановка была доверена Шекхару Капуру, кандидатами на роль Призрака оказывались Джон Траволта, Антонио Бандерас, Майкл Кроуфорд (бродвейский Призрак), Хью Джекман, на роль Кристины – Сара Брайтман (до ее развода с Уэббером), Кейт Уинслет, Кэтрин Зета-Джонс. Когда, наконец, порыв энтузиазма у боссов Warner Bros, окно в графике Джоэла Шумахера и ожидание резонанса от участия в двух громких проектах актрисы и – о, чудо! – певицы Эмми Россум совпали, уставший придираться композитор одобрил и кандидатуру актера Джерарда Батлера.

Пообещав при этом, что зрители в его лице (точнее, в половине его лица) увидят идеального Призрака оперы. «Идеал» к тому времени успел побывать звездой отвратительного по качеству и жестоко провального фильма «В ловушке времени», трэшевым Дракулой-2000 и непутевым бойфрендом Лары Крофт во второй серии ее приключений. Кроме того, «Призрак оперы» был для него загадкой в неменьшей степени, чем для россиян, и достижений на ниве певческого искусства за ним не наблюдалось – но не мог же Эндрю Ллойд Уэббер вслух признать, что утверждает наиболее подходящего из первых встречных!

Что до Эмми Россум, то в ее случае имеет место удачное сочетание раскрученности и вокальных данных. Хотя на конкурсах имени Чайковского она, кажется, не показывалась, ее перспективы на оперной сцене не кажутся чем-то несбыточным. Актриса же из нее слабенькая – и да не введет вас в заблуждение номинация на «Золотой глобус», что есть не более чем способ поощрения раскручиваемой особы. В самом деле, как можно, играя в «Таинственной реке», «Послезавтра» и «Призраке оперы», везде сохранять одну и ту же – Шон Пенн: «Она смотрела на меня, как в последний раз!» – мину?

Обмануть было бы честнее. Обмануть – значит, позволить сильным актерам открывать рот под чужие арии. В конце концов, «пела» же Минни Драйвер, имеющая некоторую известность в качестве джазовой, не оперной, певицы, не своим голосом. Результат чрезмерно завышенных ставок на юную актрису и певицу – ожидаемый проигрыш ее Саре Брайтман (к голосу которой у Призрака, пожалуй, не было бы претензий), окончательное поражение всего фильма и разочарование той части зрителей, что грезила о соответствии экранизации мюзиклу. Наверное, создатели фильма поддались моде на поющих актеров и нежеланию без боя уступать «Чикаго» и «Мулен Руж». Отличие в том, что в этих двух фильмах от исполнителей вокальные подвиги, в общем-то, не требовались. А «Призраку оперы» не требовалось вступать с ними в состязание, да еще с явным намерением принизить их.

Впрочем, их все равно сравнили. И нашли крайнего. Вот какая имеет место точка зрения: это же, бляха-муха, опера! классическое, бляха-муха, произведение! и как же достали переводчики! Высказывают подобную точку зрения по обыкновению те, что «ла-ла, ла-ла, ла-ла, ла-ла, танцуют звезды и луна» критикуют за «легкомысленность», «в английском не слабаки и в поэзии кумекают». Между тем, в русских субтитрах был представлен на удивление качественный вольный перевод. Это очень смелое решение – презентовать вот так текст русской версии мюзикла.

Кстати, коли речь зашла о русской версии… Три миллиарда было собрано во всего лишь 18 странах – для этого бизнеса в мире еще хватает нераспаханных территорий. И если в скором будущем мюзиклы Эндрю Ллойда Уэббера пойдут там, где они еще не ставились, экранизацию можно будет счесть успешной – если не картиной, то хотя бы промо-акцией. В России уже готовятся к постановке «Кошки».