Движение героя и его сыновей по направлению к самим себе пролегает через окраинные дороги, маленькие города, проселки, леса - и трагическим образом заканчивается на пустынном острове. Обретение отца происходит через предельно жесткий драматический конфликт. Вернувшийся папа стремится завоевать авторитет и любовь мальчиков через силу и даже жестокость, но мальчики не готовы к этому, они отказываются заполнять образовавшуюся двенадцатилетнюю лакуну в душе через унижения и побои. "А вдруг он нам никто, вдруг он преступник? Возьмет и зарежет нас ночью", - пугает брата недовольный Иван, более чем Андрей пытающийся противостоять суровому натиску пришельца. Невесть где бродивший отец возвращается слишком круто, уж очень рьяно берется за воспитание, считает насилие важным элементом воспитательного процесса и зачастую кажется человеком отталкивающим: отец, который бьет сына по лицу и заставляет бить другого, выбрасывает из машины на полпути и воспитывает голодом, - это выродок, а не отец.

Тем не менее, венецианский лауреат Андрей Звягинцев задает фильму иное, метафорическое измерение, с самого начала выстраивая холодный, свинцово-стальной пейзаж, от первых до последних кадров выдерживая грязно-голубой колор. Это выгодно отличает "Возвращение" от менее удачного "Коктебеля" - если в первом фильме отточенное, "сделанное" изображение является неотъемлемой частью задуманного, то во втором бездушная красота кадра существует сама по себе, только потому, что режиссерам хотелось "сделать красиво".

В то же время, "Возвращение" портят диалоги; чрезмерное количество текста вообще способно уничтожить любую экранную символику. Даже когда мальчики остаются один на один и ведут задушевные братские разговоры, камера остается предельно бесстрастной, а режиссер гонит из кадра жизненный ток, заменяя его отвлеченным аллегоризмом. Но тут что-нибудь одно: либо задушевность живых, теплых отношений братьев, либо притчевая обобщенность. Куда лучше было бы, сократи режиссер весь текст до минимума, оставивь он его на уровне простых, даже отрывочных и, может, мало что проясняющих фраз, вместо тех громоздких литературных предложений, которыми изъясняются маленькие герои. А вместо этого бы заставил нас еще больше смотреть, чем слушать (ремарка в сторону - звуковая дорожка была просто отвратительной, она резала ухо; может, мне просто довелось увидеть не лучшую копию фильма?).

Достоинства фильма для кого-то в полной мере способны искупить все его недостатки - и наоборот. К сожалению, жанр притчи вещь не только сложная, очень хрупкая, но и крайне привлекательная для многих дебютантов. Невозможно исчерпать все жанровые тонкости притчи одним лишь взмахом, а чтобы быть шедевром, помимо всего прочего, нужно достойно выдерживать нелегкие сравнения с другими шедеврами. Если вспомнить двух прочих российских обладателей венецианского золота, то "Иваново детство" Андрея Тарковского оставляет опус Звягинцева далеко за собой, и михалковская "Урга" тоже кажется фильмом несравненно более талантливым.

Андрей Звягинцев - человек не больно-то публичный. Интервью давать не любит. А если и дает, то мало чего говорит. На просьбу журналиста объяснить, что же, собственно, происходит в его фильме, Звягинцев заявил, что дал себе зарок ничего такого не объяснять - зритель сам разоберется. Один на один с картиной и героями. Это можно расценивать как проявление высшего уважения к зрителю, можно - как эстетическое кокетство, можно - как хитрость (поскольку в фильме так и не объясняются некоторые ключевые вещи). В любом случае, нам развязали руки, и мы постараемся этим воспользоваться.

Сначала реконструируем события. В маленьком приморском городке живут два пацана: один, Андрей - постарше (лет 14-15), другой, Иван - поменьше (лет 12-13). Их семья - это мама и бабушка. Отца они никогда не видели. Мать сказала им, что папа - летчик. Ну, мамы в подобных случаях так всегда говорят. Пацаны живут своей нормальной жизнью, проводят дни в компании местных сверстников, и им очень хорошо с мамой и бабушкой. И вдруг - сюрприз: призрачный летчик материализуется во вполне реального небритого мужика. Отец вернулся! Это событие как гром поражает всех. Отец неулыбчив, но явно мужественен. Зачем он вернулся, нам и предстоит догадаться.

В приморском городке папа задерживаться не намерен. Взяв с собой сыновей, он отправляется с ними в поход. По идее - отдохнуть, пообщаться, узнать друг друга. На самом деле - непонятно зачем. Отдыха никакого не предвиделось, поскольку с первых минут путешествия отец названивал по телефону, вел какие-то серьезные переговоры непонятно с кем, однажды чуть было не услал пацанов домой, сославшись на важные дела. Общения тоже не получилось: папа груб, крайне немногословен, и единственное его стремление - построить сынов по своим понятиям. Возможно, ему кажется, что они из-за женского воспитания растут не такими, какими положено расти мужикам, и он хочет исправить эти недоработки, пока еще не поздно. Возможно, ему просто хочется успокоить свою душу - поскольку, не испытывай он угрызений совести за уход из семьи, вряд ли вернулся бы после 12-летнего отсутствия. А порой возникает даже мысль, что пацаны нужны ему для успеха в некой загадочной операции, которую он должен выполнить в местах, не столь удаленных от родного городка.

Эту загадку, между прочим, нам тоже никак не объяснят. Антон Павлович Чехов был категорически неправ со своей знаменитой фразой о ружье, которое обязательно выстрелит. Звягинцев вносит в его устаревшую философию необходимые коррективы. Папину загадку нам так и не объяснят. Возможно, просто незачем? В самом деле, его отношения с пацанами - куда более важны для всех, в том числе - и для нас с вами.

Порой кажется, что он вообще совершенно равнодушен к сыновьям. В финале, правда, мы убедимся, что это совершенно не так. Он странный человек, этот отец. Его трудно понять, поскольку таких персонажей в кинематографе вообще не так уж много, особенно сейчас. В 50-60-е годы на экранах таких водилось гораздо больше. Фильм Звягинцева сделан именно в той, неореалистичной стилистике, с минимум выразительных средств. Просто, как жизнь. И жутко, как жизнь.

И все же - зачем отцу понадобилось выдирать сыновей из их семейного гнезда, далеко не идеального, но вполне насиженного? Этот вопрос задает ему младший сын, Ваня. Отец на него не отвечает, оставляя нас в состоянии углубляющейся неопределенности. Он вообще редко отвечает на вопросы Вани, с которым у него началась нестыковка с первых минут общения. Андрей характеризует брата весьма емко: "Упрямый, как осел". Своим поведением Ваня полностью подтверждает эту оценку. Обозлившись на отца, он уходит в глухую оппозицию, и оттуда его не извлечь уже ничем, поскольку отец не собирается делать никаких шагов навстречу. Противники достойны друг друга. Дуэль этих характеров, собственно, и создала сюжет. Причем, честное слово, не всегда сочувствуешь мальчику, который, вроде бы - сторона страдательная.

Отношения отца и младшего сына (покладистый Андрей до самых последних минут в сюжете выполняет роль мебели) демонстрируют замечательную способность человека к отторжению себе подобного. Мне удивительно то, с какой силой и достоверностью показал это юный Иван Добронравов. Играющий отца Константин Лавроненко на его фоне выглядит бледновато. Впрочем, нет: просто в своих проявлениях он не так ярок. Все-таки, если подумать хорошенько, следует признать, что дуэт отца и Вани получился крайне удачным.

Но зачем все-таки отец приехал в семью, зачем он взял с собой пацанов? Эти вопросы были первыми, которые я задал себе после окончания действия, когда пошли титры под заунывную буддистско-бурятскую мелодию. Я так и не смог себе ответить. Не смог ни в тот вечер, ни на следующее утро. "Возвращение" - удивительный фильм: в нем многое остается непонятным, но это не раздражает. Потому что он по-настоящему берет за душу. И понял я в конце концов, что это абсолютно не принципиальны побудительные мотивы отца. Кому какое дело? Ну, захотелось. Важно другое - кем стали пацаны после общения с этим странным мужиком. Они стали другими - это факт. И это главное. Может, он этого все же и добивался, отец-то?

Есть музыка – камерная и эпическая одновременно. Есть ландшафты, безошибочно указывающие на географическое положение. Есть небогатая, советская, обстановка. Нет стремления приукрасить то, чего нет. Нет одержимости манией провинциалов походить на москвичей и нет одержимости манией москвичей походить на парижан. Нет ни одной англоязычной конструкции.

Простота фильма – не святая простота блаженных Адольфа и Владимира – близка и естественна. В последнее время наша устоявшаяся творческая элита приноровилась выдавать что ни фильм, то прокламацию: «вот такие мы загадочные», «гнать американских оккупантов», «и мы могем». Но откуда-то из безвестности возник Андрей Звягинцев, снял драму без деланного надрыва, без выпячивания национальных особенностей – настоящую, нефальшивую Россию иностранцы заметили и оценили раньше россиян. И было в венецианском триумфе не только признание очевидной кинематографической удачи – сказалась ностальгия европейцев по своему старому кино, задавленному веригами новых культурных и культовых веяний.

То, что было напечатано всего 15 российских копий, свидетельствует: Россия – все еще не та страна, в которой можно зарабатывать культурными феноменами, не прибегая к сомнительным схемам и до рьяности охотному угождению спонсорам.

* * *

Мальчик, стоящий на вышке, боится прыгать в воду – простая житейская коллизия. Это в дебюте. Бог весть откуда взявшийся отец с ходу берется делать из сыновей «настоящих мужиков» – сложная житейская коллизия. Это сам фильм.

Конечно, пацанов внезапно свалившиеся на них казарменные порядки не обрадовали. К собственному неумению постоять за себя они, все-таки, уже привыкли – пусть пацаны во дворе обижают, самоутвердиться можно и за счет брата: в пятак дать, маме пожаловаться. Конечно, вьюношам новый расклад кажется несправедливостью: вернулся откуда-то, командует.

Но так ли уж несправедлив отец к сыновьям? Не дал поесть – ну так голодом бы не заморил. Дал побить – так не убить, не покалечить же. Из машины высадил – ясно было, что вернется. Все-таки, время на обед давалось. Сопротивление своим ровесникам, отнявшим у них деньги, оказать они могли. И уж если была бы на самом деле решимость у младшего – пошел бы пешком, когда высадили. А он все смотрел на трассу, проходившую невдалеке, и ждал: вдруг какой-нибудь сердобольный дальнобойщик к нему подрулит?

Бунт – не поза, не коленца – все же состоялся. Сын взялся за топор. Брал на испуг? Да, брал. И отец лишь однажды изменил авторитарному тону – перед тем, как погибнуть. Было ли то истинное лицо любящего заботливого родителя, так и осталось невыясненным. Почему отсутствовал, почему вернулся, где был, что было в той шкатулке – на все эти вопросы ответы так и не были получены.

Те, кто говорит «так ему, жлобу, и надо» просто ничегошеньки не поняли. Да, воспитывал не по Споку. Но помог бы Спок? Аллегория тут ясна: некоторые из нас в стремлении к диктатуре демократии ушли дальше Европы с ее ПАСЕ и лордом Джаддом. И фильм этот предвосхитил важный момент в политической жизни России – провал некачественной правой идеи. Либерализм нужно вырастить в себе – насаждать его бесполезно, отторгнется.

«Возвращение» – сага о нашем прошлом. Полярно настроенные идеологи с тех еще пор пытаются привести народ к единому мнению, каким оно было – или однозначно плохим, или однозначно хорошим. Кому-то оно нравилось, кому-то – нет. Очевидно одно: мы не очень хорошо с ним расстались – торопливо демонизировав, так и не узнав его по-настоящему. И теперь мы – как брошенные в воду щенки. Мы так и не излечились от вечных апелляций и поисков виноватых в своих проблемах. И мы еще только учимся жить.

«Папа! Папа!» – кричали пацаны, когда труп отца уносила река. «Какая страна была!» – принято говорить теперь. Прошлое не вернется. Осталась тоска – вечная тоска по ушедшему.