Как известно, в Бразилии проживает огромное количество донов Педро. Немало их обретается и на испанской земле. А вот Альмодовар – один. Видимо, именно из чувства одиночества он регулярно снимает на пленку свой богатый, но извращенный внутренний мир и массово изливает его на зрителя. Множит, так сказать, альмодоварианство в пространстве. В такой нехитрой нише, как трибьют самому себе, Педро цветет, пахнет и набухает уже целую человеческую жизнь. К своей 19-й полнометражке он набух настолько, что решил наконец снять что-нибудь жанровое. Для этого после 20-летней разлуки Альмодовар вновь объединился со своим музом – Бандерасом – и вместе они со всей страстью вонзились в триллер. Правда, сделав ему предварительно сериально-вагинальную пластику. Так родилась «Кожа, в которой я живу». Фильм, в котором каждый сантиметр полон девиаций и порока. И который обязательно нужно посмотреть хотя бы раз. Только очень осторожно – уж больно начинка липкая.

Рассказывать сюжет «Кожи» даже частично – все равно, что тащить диван через выставку хрусталя. Обязательно что-нибудь зацепишь. Читай, наступишь на хвост какому-нибудь спойлеру. И, тем не менее, желание попробовать уж слишком велико.

В общем, живет себе в толще Испании гениальный хирург, генетик, тролль, растлитель пионеров и колдун – доктор Ледгард. Ходит он в дорогих шмотках, ездит на распоследней BMW, обитает в замке, но ни секунды не радуется своей нажористой жизни. Он – единственный в мире изобретатель искусственной человеческой кожи, которую ненавидят комары и свиньи (каждые – по своей причине). И которую ученый совет запретил, потому что нефиг. А в замке у него сокрыты властная домомучительница и узница-красавица. Но совы традиционно не то, чем кажутся.

Однажды перед дверью появится человек-тигр, покажет задницу – и мир полетит в тартарары. Секс, извращенный секс, скрытый извращенный секс плюс секс со зрительскими мозгами. И это только первые полчаса. Дальше – ужос, боль и насилие вступят в противоестественную связь с «Просто Марией». В результате Хичкок отправится за лубрикантом, а победит нечто неопределенное. И скрипка захлебнется собственным страданием.

***

На просмотре этого фильма Фрейд умер бы от экстаза. И еще долго его хладный труп дергался бы, осыпанный попкорном, в пароксизмах сладкой боли и мучительного удовлетворения. Но этого бы никто не заметил. Потому что отвлекаться от того, что происходит на экране у Альмадовара, – крайне глупый поступок. Собрав все свои страхи (или желания) Педро-кун в очередной раз слепил нечто отвратительное и притягательное одновременно. Но там, где силища неимоверная в стул вжимает, аляповатые огрехи режиссуры явственно требуют отмщения. ТАК точно никто не снимет, но можно было и лучше.

Впервые облачив свой безумный карнавал в жанровый плащ, Альмодовар все равно не укрылся от балагана. И жуткий по своему проникновению триллер (смотревшие оценят каламбур) вдруг расцветает пошлейшим индо-бразильским мылом. Кто кому родственник, где у кого родимое пятно, а я мама, а я брат, а я голландских кур грузил, когда вы мимо проходили. Все это возникает посреди истинного великолепия неожиданно и гадостно. Казалось, только-только обнажилось искусство (пусть извращенное, но все же), как вдруг начинает корячится такая откровенная газмановщина, что хоть в есаулы подавайся.

При этом монументальный Бандерас невообразимо хорош. Одними бровями он дает сэйв за сэйвом, укрывая сценарные припадки десятками. Помножьте его на шок, которого в фильме ведром не вычерпаешь, и поймете, почему даже откровенную ересь иногда можно простить. Вот Антонио пялится на роскошную задницу, вот чего-то там химичит в лаборатории. И тут раз – вдруг выставляет на стол целый взвод лечебных фалоимитаторов. Невозмутимо. Мощно. Для дела. За одну эту сцену можно было бы дать ему «Золотым глобусом». Или, скажем, одной дорогущей французской пальмовой веткой.

А вот персонаж Елены Анайя воспринимать однозначно просто нереально. Она безумно красива, факт. Но примерно с последней трети фильма наслаждаться этой красотой не сможет ни один нормальный мужик. И тут Альмодвар все «по-своему» вывернул. Красиво вывернул, слов нет. Но не подлец ли он после этого?

Все остальное – это уже ловкость рук и никакого мошенничества. И нелинейное повествование, и монтаж, и работа камеры, напоминающая вояж в мозжечок безумца. И рыдающие струны, которые просыпаются ровно, когда необходимо.

И тут, когда ты уже смирился со скачками качества и противоестественностью происходящего, на все эти, в общем-то, традиционные для Альмодовара извращения вдруг натягивается такая пластиковая развязка, что хочется его убить.

Он ради ЭТОГО два часа помешивал свое безумное варево?! Сыпал в него всякое, топил там христианских младенцев, вешал на стены ружья с роялями и рвал в клочья мужскую природу. Для того чтобы тихо слить полученное в выгребную яму?! Все-таки, точно подлец.
     

С половой самоидентификацией у Альмодовара – явные проблемы, и в периоды особенного обострения он выдает такие вот фильмы, где женщины с мужчинами смешиваются в какое-то невероятное биологическое желе. Мозги с горошком, причем мозги не самые здоровые, хотя и высокоразвитые.

С Бандерасом Альмодовар обошелся более-менее милостиво. По крайней мере, минет Бандерас уже не делает. Но герой его все равно с какой-то левой резьбой. С одной стороны – гений пластической хирургии. С другой – хозяин особняка, где установлен очень странный орднунг. В закрытом помещении сидит молодая женщина, микроскопический оптимизм которой Бандерас поддерживает с помощью опиума. Постепенно мы понимаем, что женщина – творение рук этого, будем говорить, вагинопласта. Но в какой степени она – творение его рук? И как она оказалась в столь комфортабельном плену?

В поисках ответа на эти два вопроса зритель досмотрит этот фильм, даже если ему через полчаса опротивеет происходящее (как это случилось со мной). Что характерно: вопросы Альмодовар ставит важные, и к выводам приходит правильным. Но способы убеждения выбирает такие, что при нормальной ориентации в пространстве с ними не состыкуешься. А он настаивает. Талантливо создавая нужную для его идеи атмосферу, он ловит на внешнюю оболочку расслабившегося зрителя, как муху – на липкую бумагу. А поймав, пытается накормить своей специфической этикой.

На самом деле, мысль простая: мозги человека никакой вагинопластикой не изменишь, но насильникам надо отрезать все, что можно. И выразить эту мысль можно одной фразой на стене. А можно – и фильмом стоимостью в 10 миллионов евро.