Согласно всем кинозаконам, пятница — это страшный день. Именно перед выходными из земли и прочих потусторонних мест на растерянное человечество прет разнообразная дрянь. Маньяки, демоны, инопланетяне — всех их почему-то манит уик-енд. Это страшно. Только вот реальная жизнь может напугать куда похлеще. А потому для любого белоруса пятница 13-го не содержит и малой толики ужаса субботы 26-го. 26 апреля 1986 года — отголоски этой даты все мы носим под кожей и в крови. И вряд ли когда-нибудь избавимся, что бы ни говорили. Вот и смотрим любой фильм про Чернобыль, скрипя зубами и украдкой утирая глаза. И пусть режиссеру Миндадзе не совсем удалось окунуть нас «В субботу» с головой. Даже эти попытки дороги и священны. Просто потому, что они учат думать. И понимать, что иногда жизнь могут отменить против нашей воли. А между субботой «незнания» и понедельником скромного признания поместятся десятки сгоревших изнутри тел.

В ночь перед выходными комсомольский инструктор Валерка случайно подслушает истеричную дискуссию в кабинете начальства. Четвертый энергоблок мирной, но атомной Чернобыльской электростанции приказал долго жить. Только вот исполнить этот приказ не представляется возможным. Щетчик Гейгера трещит о нереальных величинах, земля покрыта графитом, пожарные пытаются смыть ядерный загар, а в воздухе удушливыми волнами плывут враждебные стронций и цезий. Чем это грозит, пока не понимает никто. А потому старшие товарищи матюгают менее идейных и доходчиво орут о том, что станция «БЕЗ-А-ВА-РИЙ-НАЯ». Молодой да ранний Валерка шкурой чувствует значение кавычек в этом слове. Поэтому, спотыкаясь и падая, несется в женскую общагу, прямо из душа выволакивает бывшую зазнобу и мчится с ней на вокзал. Но все зря.

Сначала сломанный каблук, потом импортные румынские «лодочки» и забытый паспорт, а затем и вовсе самое откровенное шкурничество вперемешку со стихийной комсомольской свадьбой перекроют путь к свободе. И побег из Припяти превратится в блуждания по просторам местной забегаловки. Где барабанное прошлое и алкогольно-беспросветное настоящее перечеркнут светлое будущее. Потные мужские объятия, идеологические диспуты, сапоги в лицо и каберне в качестве дезактиватора. А за всем этим зловещим Сауроновым оком будет безмолвно наблюдать пылающая на периферии кадра станция. Уж ей-то точно известно, что не спасется никто. Но мы будем надеяться вплоть до финального кадра.

***

Вот и еще один сакральный для нашей страны фильм, который Беларусь посмотрела самой последней. В прошлом году не поделившие бакшиш продюсеры тянули резину с «Брестской крепостью». В этом — нас лишили премьерного показа ленты «В субботу». Якобы в память о ликвидаторах. А потом, будто опомнившись, выкатили ленту в скромный ограниченный прокат. Оно и понятно. Гламурная млодежь, натянувшая штаны с отвисшей мотней и кеды поверх пиджака, вряд ли будет протирать ягодицы на подобных сеансах. Хватило бы хромосом на Паттинсона и прочее комильфо. Те же, кому это важно, скажут спасибо и за припозднившуюся подачку. Менталитет у нас такой. А уж что хуже — моральное уродство или покорная толерантность — каждый пусть решает сам.

Лента режиссера Миндадзе — она как раз про это самое. Трагедия миллионов через идиотизм единиц. В образе дерганного комсомольца Валерки нам подают облик традиционного «человека советского». Вот он бежит спасти свою прошлую любовь, вот едва ли не на четвереньках врывается на вокзал… А уже через пару часов тупо зависает на свадьбе бывших друзей. Народ, тянувший свое величие в вечность, утомился. Залил в топку паленой водки, отполировал красненьким и осел бровями вниз за барабаном. «Пусть будет у нас больше радостных глаз». И плевать на металлический привкус во рту. Субботу ведь отменить нельзя. Даром, что ли, выходные туфли надевали?

Но весь этот хоровод потных и уродливых советских харь искупает всего один кадр. Когда в дупель пьяный жених любовно гладит по округлившемуся животику столь же ужратую невесту. И вот тут ко всему этому зоопарку просыпается щемящее чувство жалости. Сон разума рождает чудовищ. Предательская страна — мутировавших уродов. И пусть стране той после взрыва тоже оставалось не так уж много. Зачин на века вышел будь здоров.

Да, режиссеру не удалось сделать всеобъемлющий срез. Не дурачками едиными, пляшущими в ресторанах, не рвачами-музыкантами и даже не упырями-партийцами, обозначенными здесь пунктиром, сильна Чернобыльская история. А тем, как люди раз за разом входили в пекло, чтобы спасти других. Как светились потом в темноте ликвидаторы, а местные девушки волокли их после смертельных смен к себе в постель. Этот ужас и самоотречение Миндадзе разменял на тупое русское «авось» и пьяный пофигизм. Тоже правда, но не вся.

Потому и смотрятся слегка затянуто и плосковато макабрические пляски в ресторане. Потому и хочется хоть на секунду задержать трясущуюся камеру оператора Муту и тряхануть что есть мочи зависшего в ступоре Шагина. Хочется большего. Но дают, что есть.

И это не позволяет фильму завернуть в уголок шедевров. Узконаправленность и маловнятные актеры. Полунамеки и рваная сущность. Всего этого хватит, чтобы зацепить за душу, но до полновесного высказывания ленте далеко. И, тем не менее, смотреть такие фильмы нужно. Хотя бы ради тех, кто их уже никогда не увидит. Ведь если урожденные дураки умирают по пятницам, то те, кого дураками назначила страна, не дотянули даже до понедельника. И это действительно страшно.