Рваный, похожий на несуразный, монтаж, странные диалоги, странные жесты – начало фильма наталкивало бы на мысль о продюсере-дебютанте, если бы не одно обстоятельство. Архаизация и европеизация в данном случае были необходимы. За период с 1996 года – года выхода французского фильма «Квартира» (L’Appartement) – произошла всеобщая мобилизация населения развитых стран, и тех, кто летает по делам бизнеса из Чикаго в Шанхай или из Парижа в Токио, она коснулась в первую очередь. Общение посредством записок и телефонных будок свелось к минимуму. Поэтому, чтобы затрагивание «нерва времени» оказалось не очень болезненным, акценты были смещены. Однако же, если оценивать собственно кино, без докапывания к техническим деталям, обнаруживается другая загвоздочка: надо было видеть оригинал, чтобы было с чем сравнивать – а не довелось, что ж тут поделать. Поэтому сравнение придется проводить с типовым французским кино – типовым до заболевания его культом изощренной жестокости (то есть, до того, как «Шесть», «Багровые реки», «Бланш» и прочие обернутые в сюжет расчлененки стали нормой). Итак, первое явно и естественно видимое изменение – серия замен. Как уже оговаривалось, Париж с Токио заменили на Чикаго с Шанхаем, режиссера Жиля Мимуни – на режиссера Пола Макгигана, Макса в исполнении Венсана Касселя – на Мэтта в исполнении Джоша Хартнетта, Алис в исполнении Романы Боринже – на Алекс в исполнении Роуз Берн, Люсьена в исполнении Жана-Филиппа Экоффе – на Люка в исполнении Мэттью Лилларда, и, наконец, Лизу в исполнении Моники Беллуччи – на Лизу в исполнении Дианы Крюгер. Да, и еще кафе «какое-то там» – на кафе «Беллуччи». Сказать «с этого фильма началась звездная карьера пары Кассель – Беллуччи» было бы не совсем правильно, потому что началась она, звездная карьера, все же со следующего фильма, с «Добермана», и харизма за парой признана не то чтобы романтическая. И все, кончились на этом видимые изменения. Просмотр убеждает в том, что это действительно история, достойная внимания зрителя, в том числе американского – а последний предпочитает исполнение историй своими соотечественниками – но речь идет не о гипотетическом интересе определенной категории зрителей – речь идет о художественных достоинствах картины. Она не смотрится, как американский фильм. В ней не чувствуется ни грубого вмешательства, ни вообще какого-либо влияния американской культуры. «Архаизировать и европеизировать» в данном случае означало «калькировать» – такой вывод формируется даже без очного знакомства с оригиналом. Этот фильм опоздал появиться. Опоздание кажется безнадежным даже в сравнении с четвертью века между французским и американским «На последнем дыхании». Все-таки, одно дело, когда киноспектакль ставит 85-летний классик Ингмар Бергман, и другое – когда каменное, «камерное» лицо делает кумир молодежной аудитории Джош Хартнетт (а городской пейзаж здесь использован как разновидность камерной обстановки). Спасает ситуацию забавный, хоть и порядком заезженный кинотрюк. Благодаря «Трое» мы знаем, кто такая Роуз Берн, и обнаруживаем ее в фильме где-то на 45-й минуте. Спустя некоторое время выясняется, что она появлялась в кадре раньше (об этом, в принципе, можно было догадаться, сопоставив данные об актерском составе и акцент на вроде бы второстепенном персонаже). Потом – что появлялась она еще раньше, чем просто раньше. И наконец – что появлялась она вообще в самом начале фильма, чуть ли не в массовке. В финале картины странная конструкция – не то треугольник, не то пятиугольник – выравнивается, выпрямляется в отрезок Мэтт-Лиза, и между ними уже не будет никаких точек. Говорят, любовь-эрос, любовь-страсть часто бывает скоротечна – однако, если это и в самом деле любовь, у нее есть шансы. А что до постигшей их напасти – если это и в самом деле одержимость, то при направлении ее в более полезное русло результаты подчас оказываются фантастическими.